. О Марине Цветаевой

а я смотрела на их губки бантиком и тонкие ножки,
на то, как они фоткаются в маминых платьях и маминых босоножках,
как пытаются выглядеть старше и быть взрослее,
как начинают ходить с вырезом, без креста на шее.

Я прочитала все статусы и пролистала стены,
пытаясь понять на досуге, а, в общем-то, с кем я
имею дело, и сколько это, двенадцать,
и что вмещает в себя отсутствие пунктуации,
домашней работы, тетради, портфеля, тела,
отсутствие крайней черты, того одного предела,
за...

Стучит по листкам календаря,
Капелью радостной природа.
Идет сосульками звеня
Апрель...
Вот он уже у входа.
Встает подснежник в зимней прели.
К земле головку наклоня.
Словно приветствует в апреле
Весну...
А с нею и меня.
......
С ветки на ветку
Тихо сбегают капли...
Дождик весенний
На полпути
Не остановится
На ледяных осколках.
....
Было грустно
И звезды мерцали
Звали словно
В другие миры.
В небе
Будто ангелы
В темном провале
На бильярдном сукне
Белоснежные
Гоняли шары...

Прекрасно все-. свет и тени,.
Мигнет ли звездочка вдали,
Листок ли дрогнет у растений,
Или прокурлычат журавли.
Зарей ли красит небо вечер,
Волнением зарябит река
Ласкает ли прохладой ветер,
Или потемнеют облака.
Чтобы с природой жить в соседстве,
Нужно уметь выращивать цветы
Тогда в душе не будет с детства
Зла,грубости,черствости и пустоты.

Радугой в цвете
Ветер художник
Вывесил в небе
Ярких коллаж.

Радостью светят
Лица прохожих,
Когда они видят
Этот пейзаж.
.........
Пьяные звезды
Смотрятся в лужи
Наших российских,
Раскисших дорог

Осень уходит
Ждем снега и стужи.
Листик на дереве
От ветра продрог.

Ге-то там в холодной
Дали
На краю Вселенной
Где-то
Кружится
По спирали
Неизвестная
Планета.

*
Продождилось,
Потеплело
Накатила благодать
Все,что лето
Не успело
осень может нам
Отдать.
*
На Мальорке и
В Панаме
Бьет ключом
Только держись
Как торнадо и
Цунами
Всеми проклятая
Жизнь

Живу страдая
И любя,
Превозмогая боль
И муку.
Ночами долгими один
Переношу
Разлуку.
Чем жить мне так
И дальше все
В тоске томиться
Не лучше ли в скалу
или в растение
Превратиться
И не о чем
Не тосковать!

*
Было грустно
И звезды мерцали
Звали словно
В другие миры.
В небе
Будто ангелы
В темном провале
На бильярдном сукне
Белоснежные
Гоняли шары

*
И месяц бледно-желтый
Сок
Уныло льет на блюдце
Мира
В ночи издает свой
Голосок
Моя натруженная
Лира
Сияют...

О Марине Цветаевой. Воспоминания дочери Эфрон Ариадна Сергеевна

<Из записной книжки. 1969 г.>

ИЗ ПИСЬМА В. Б.СОСИНСКОМУ

…Да, милый Володя, в родстве. Елизавета Петровна Дурново - моя бабушка, а Яков Константинович Эфрон - мой дед. Из их детей еще живы две старшие дочери - Анна 87 лет и Елизавета - 84-х. Морозов и Кропоткин были большими друзьями семьи; Кропоткиных - мужа и жену - и я помню. Со слов Елиз. Яков. многое записала о семье и пересняла старые выцветшие фотографии… Дед, бабушка и младший их сын Константин похоронены на кладбище Монпарнас, рядом с другими политэмигрантами 1905 года…

Архив Марины Цветаевой: сафьяновые альбомы юности; самодельные тетради революционных лет; тетради дареные - в нарядных переплетах; грошовые тетради эмиграции - в истрепанных обложках; тетради чернорабочих будней и праздничных беловиков. Тетради, тетради, тетради. И в большинстве из них, на равных правах со стихотворными и прозаическими произведениями, - письма: черновые их отрывки, наброски, полубеловые варианты, переписанные - на долгую память - чистовики.

Вопреки создавшейся легенде, отождествляющей творческое одиночество Цветаевой, обусловленное неприятием современниками-эмигрантами ее внеканонического искусства, с человеческим ее одиночеством, как бы являвшимся неким врожденным состоянием, - Марина Цветаева была человеком открытым, общительным, отзывчивым на любой окликающий ее голос - не тянувшимся, а - рвавшимся к людям; отсюда - обилие явных и сокровенных посвящений лирических ее стихов, вдохновленных встречами и разлуками; отсюда - богатство и разнообразие ее эпистолярного наследия.

В переписку с близкими и далекими друзьями - истинными или мнимыми - Цветаева вкладывала не только ту же страстную, жизнеутверждающую, действенную силу, что и в личные отношения с людьми (ибо «друг есть действие», как говорила она), но и высокую творческую взыскательность к начертанному слову, к сформулированной мысли; во многих, даже самых обыденных и про обыденное, письмах ее ощущается та же работа ума, чувства и воображения, что и в самых совершенных и завершенных ее произведениях.

Не все письма создавались Цветаевой «прямо набело»; некоторые из них, обращенные к собратьям по перу, великим и малым, равно как и к людям, в той или иной мере причастным к искусству, рождались в ее рабочих тетрадях, начинались с черновиков. Благодаря этому уцелели до наших дней в цветаевском архиве первоначальные варианты большинства ее писем к Б. Л. Пастернаку, об утрате которых он с горечью вспоминал в своих автобиографических заметках «Люди и положения» («Новый мир», № 1, 1967), письма к одному из любимых ее поэтов - Райнеру Мария Рильке и многие, многие другие.

Случалось, что «в скудном труженичестве дней» эпистолярные дружбы заменяли Цветаевой личное общение с дорогими ей современниками; так, она была едва знакома с Пастернаком, с которым переписывалась долгие годы; с Ахматовой познакомилась лишь в 1940 году; с Рильке, как и с еще некоторыми своими собеседниками, не встречалась никогда.

Помню, на вопрос, заданный Марине Цветаевой одним из поэтов старшего поколения, строгим приверженцем метра и меры, - откуда, мол, в ней, вскормленной классикой и вспоенной романтизмом, - лубок, былина, частушка, сказка, заплачка и плясовая, она ответила коротко и глубоко серьезно:

России меня научила Революция.

Именно в первые годы революции, когда огромная Русь заговорила во весь свой голос, на все свои голоса, истинно народная стихия слова, стихия стиха, во всей торжественности своей и во всем своем просторечии, исподволь влилась и навсегда внедрилась в творчество Цветаевой, переиначив строй, лад и лексику ее произведений.

Именно тогда вошли в них, потеснив лирических героев, - герои эпические, носители уже не чувств, а страстей, жертвы и покорители не обстоятельств, а - рока, человеческие герои в нечеловеческий рост. Именно тогда были созданы столь российские по языку, содержанию, размаху поэмы «Царь-Девица», «Переулочки», «М?лодец», задуман и частично осуществлен первый вариант «Егорушки».

Цветаеву поразило и захватило богатство и разнообразие фольклорных материалов о Егории Храбром, фантастические повороты баснословной его судьбы - «крестьянского праведника», «землепашца-воителя», пастуха - покровителя стад и волков - освободителя премудрой Елисавеи от змеиных чар.

Но если сюжет, обширный и бурный, сам просился в тетрадь и ложился на ее страницы, образ Егория, не умещаясь в канонические иконописные рамки, то растворялся в потоке событий, то непомерно перерастал их, и замысел повис в воздухе до дня, когда герой поэмы сам постучался в двери поэта. В комнату вошел молоденький красноармеец, по-крестьянски румяный и синеглазый; в тощем вещмешке его лежали черные сухари, махорка и томик Ахматовой, а в кармане гимнастерки - мандаты, удостоверения с крупными лиловыми печатями и записка от дальних знакомых Цветаевой - с просьбой приютить «подателя сего» на время его командировки. «Подателя» поселили в бывшей столовой, странной комнате с потолочным окном, в которой, как во время шторма, «все вещи сорвались с пазов», все сместилось и перемешалось…

С утра и до ночи приезжий бегал по делам, возвращался, равно сияя от успехов в них и от неудач, ловко расчленял на дрова очередной стул, разводил огонь в печурке; мы пили желудевый кофе с солдатскими сухарями и слушали рассказы о мальчишеских и героических его днях - среди Революции и гражданской войны, о беспримерных бедах и победах, о походах, походах, походах через глины, пески и черноземы. Юноша, он любил эту землю, рвался к мирным временам посевов и жатв, сражался за них. Говоря о земле, он помогал словам ладонями, лепил фразу, как пекарь - хлеба, и обещал этот хлеб нам, всем, всей России, всей земле. Цветаева слушала, задумываясь, любуясь рассказчиком и грядущими его хлебами, а в это время Егорий Храбрый ее замысла спешивался с горделивого коня, скидывал пурпурный плащ византийского письма, облачаясь в сермягу и косоворотку, менял венец великомученика на видавший виды картуз. Спешился и замысел, отойдя от «жития» - к просто жизни, от победы над мифическими чудищами - к преодолению повседневных зол и соблазнов внутри себя и вокруг. Так, Егорий «Младенчества», забравшийся вместе с побратимом-волчонком в чужой сад, чтобы отрясти плоды с деревьев, обуздывает себя, пораженный добрым мудрым трудом садовника, - и уходит с пустыми карманами и пазухой. Так Егор «Пастушества» защищает стадо от вскормившей его, как Ромула, волчицы, принося в жертву долгу любовь почти сыновнюю; так Егорий «Купечества», нанятый купцами в приказчики, не поддается власти денег, безвозмездно одаряет товарами покупателей…

Новый путь Егория ведет к круглому, как яблоко, раю, не только через кручи и огненные реки искусов и испытаний: он пролегает через убогие деревни, слободы ремесленников и мещан, торжища и погосты, через всю, теперь отошедшую, тогда отходившую в прошлое Русь; однако, оказавшись в раю, новоявленный праведник тоскует среди крылатых его обитателей, среди овец без волков, речей без крепкого словца, рядом с бесплотной Елисавеей; он возвращается на землю, которая ему нужна, которой нужен он.

Марина Цветаева работала над поэмой зимой 1920- 21 г., вплоть до выезда за границу; тогда были закончены главы «Младенчество», «Пастушество», «Купечество» и созданы черновые варианты трех последующих глав; в 1928 г., во Франции, была возобновлена работа над одной из них, однако замысел «Егорушки» остался неосуществленным.

Что до прототипа Егорушки, то командировка его была непродолжительной; поэт и герой поэмы вскоре расстались навсегда. Почти пять десятилетий спустя он разыскал меня - совсем седой и все еще синеглазый человек, всю жизнь посвятивший земле, агроном «из глубинки». Он не сказал мне: «Узнаете?» - слишком много лет прошло для узнавания! - он спросил: «Помните?»

Помнили мы оба.

В прошлом году его не стало - но юность его и верность родной земле надолго запечатлены в цветаевской поэме.

Из книги Почти дневник автора Катаев Валентин Петрович

Ритмы строящегося социализма (Из записной книжки) …Ночь была необычайно черна. Мир вокруг меня казался сделанным из одного куска угля. Огни Сталинградского тракторного возникли сразу. Насквозь высверленные в непроницаемой среде земли и воздуха, они блистали точками

Из книги О Марине Цветаевой. Воспоминания дочери автора Эфрон Ариадна Сергеевна

<Из записной книжки. 1955 г.>

Из книги Тетрадь третья автора Цветаева Марина

ИЗ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ - ПОЧТИ ПУСТОЙ - реплики во время каких-то прений- Маяковский не только не прислуживался к Революции, а сидел за нее в тюрьме гимназистом 16-ти лет.- Поэма Октябрь ничуть не хуже первых вещей.- Умер вовсе не потому что Революция умерла - а потому

Из книги Путник по вселенным автора Волошин Максимилиан Александрович

ИЗ СЕРОЙ КРОХОТНОЙ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ, в к<отор>ой последняя запись: «Какой ффон!»* * *- Мама! Приятнее, когда шмель кусает, п. ч. осы и пчелы - такие маленькие круглые дамы.(Женщин, дам, девочек; кукол - ненавидит.)* * *- Мама! Папа - меньше, чем слон?* * *- А можно спрятаться от

Из книги Проза, монологи, воспоминания автора Рубцов Николай Михайлович

Из книги Вольфсберг-373 автора Делианич Ариадна Ивановна

Из книги Пирогов автора Порудоминский Владимир Ильич

ПРОЗАИЧЕСКИЙ НАБРОСОК (Из записной книжки) «Он сильней всего на свете любил слушать, как поют соловьи. Часто среди ночи он поднимал меня с койки и говорил: «Давай бери гитару - и пойдем будить соловьев. Пусть они попоют, ночью они здорово умеют

Из книги Трагедия казачества. Война и судьбы-2 автора Тимофеев Николай Семёнович

ОТРЫВКИ ИЗ СТАРОЙ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ (ДРУГ БОЕВОЙ) …Начался «великий отход». Отступление перед победившим злом. Югославия, до самых ее границ с соседними государствами, стала добычей Тито.Отступление без боев, по приказу. Вспоминаются последние, предшествующие отходу

Из книги Мне 40 лет автора Арбатова Мария Ивановна

Страницы из записной книжки Н. И. Пирогова с его

Из книги Синий дым автора Софиев Юрий Борисович

ОТРЫВКИ ИЗ СТАРОЙ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ ДРУГ БОЕВОЙ…Начался «великий отход». Отступление перед победившим злом. Югославия, до самых ее границ с соседними государствами, стала добычей Тито.Отступление без боев, по приказу. Вспоминаются последние, предшествующие отходу

Из книги Как перед Богом автора Кобзон Иосиф

Глава 36 ИЗ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ Три года в эфире невероятно изменили представления телезрительниц о собственных правах и в каком-то смысле вырастили новую юную ориентированную на феминистские ценности молодежь. Образ феминистки в широких слоях перестал ассоциироваться с

<Из записной книжки. 1955 г.> ИЗ ПИСЬМА И. Г. ЭРЕНБУРГУ 4 октября 1955 г.…Посылаю Вам (из маминой записной книжки) два письма к Вам, первое из которых Вы, наверное, впервые получите только сейчас, тридцать три года спустя. Знали ли Вы Чаброва, о котором рассказывает мама? Мы

Из книги автора

<Из записной книжки. 1969 г.> ИЗ ПИСЬМА В. Б.СОСИНСКОМУ 5 января 1970 г.…Да, милый Володя, в родстве. Елизавета Петровна Дурново - моя бабушка, а Яков Константинович Эфрон - мой дед. Из их детей еще живы две старшие дочери - Анна 87 лет и Елизавета - 84-х. Морозов и Кропоткин

Из книги автора

Л. В. Ширяев Из записной книжки старожила Известный граф Алексей Андреевич Аракчеев не знал ни одного иностранного языка, о чем часто сожалел. Он, как известно, был очень груб в обращении. Однажды, при представлении выпушенных из 2-го кадетского корпуса офицеров, он,

Как странно перебирать старые бумаги, перелистывать страницы, которые жили - и погасли для тебя, их написавшего. Они дороги и чужды, как лепестки подаренных увядших цветов, как письма женщин, в которых ты пробудил непонятность, что зовётся любовью, как выцветшие портреты отошедших людей. Вот я смотрю на них, и многое в этом старом удивляет меня новизной. В свете мгновений я создавал эти слова. Мгновенья всегда единственны. Они слагались в свою музыку, я был их частью, когда они звенели. Они отзвенели и навеки унесли с собою свою тайну. И я другой, мне перестало быть понятным, что было так ярко постижимо, когда я был их созвучной и покорной частью, их соучастником. Я другой, я один, мне осталось лишь несколько золотых песчинок из сверкавшего потока времени, несколько страстных рубинов, и несколько горячих испанских гвоздик, и несколько красных мировых роз.

Я живу слишком быстрой жизнью и не знаю никого, кто так любил бы мгновенья, как я. Я иду, я иду, я ухожу, я меняю, и изменяюсь сам. Я отдаюсь мгновенью, и оно мне снова и снова открывает свежие поляны. И вечно цветут мне новые цветы.

Я откидываюсь от разума к страсти, я опрокидываюсь от страстей в разум. Маятник влево, маятник вправо. На циферблате ночей и дней неизбежно должно быть движение. Но философия мгновенья не есть философия земного маятника. Звон мгновенья - когда его любишь как я - из области надземных звонов.

Я отдаюсь мировому, и Мир входит в меня. Мне близки и звёзды, и волны, и горы. Мне близки звери и герои. Мне близки красивые и некрасивые. Я говорю с другом, а сам в это время далеко от него, за преградой веков, где-то в древнем Риме, где-то в вечной Индии, где-то в той стране, чьё имя - Майя. Я говорю с врагом, а сам в то же время тайно люблю его, хотя бы я говорил самые жёсткие слова. О, клянусь, в те мгновенья, когда я - действительно я, мне близки все, мне понятно и дорого всё. Мне понятны вершины, я на них всходил, мне понятно низкое, я низко падал, мне понятно и то, что вне пределов высокого и низкого. Я знаю полную свободу. Безмерность может замкнуться в малое. Песчинка может превратиться в систему звёздных миров. И слабыми руками будут воздвигнуты безмерные зданья во имя Красоты. И сгорят города, и сгорят леса, а там, где они шумели и молчали, возникнут новые шелесты и шорохи, ласки и улыбки, вечная жизнь.

Я знаю, что есть два бога: бог покоя и бог движения. Я люблю их обоих. Но я не долго медлю с первым. Я побыл с ним. Довольно. Я вижу быстрые блестящие глаза. Магнит моей души! Я слышу свист ветра. Я слышу пенье струн. Молот близ горнов. Раскаты мировой музыки. Я отдаюсь мировому. Мне страшно. Мне сладко. Мир вошёл в меня. Прощай, моё вчера. Скорей к неизвестному Завтра!

К. Бальмонт.

Как странно перебирать старые бумаги, перелистывать страницы, которые жили - и погасли для тебя, их написавшего. Они дороги и чужды, как лепестки подаренных увядших цветов, как письма женщин, в которых ты пробудил непонятность, что зовется любовью, как выцветшие портреты отошедших людей. Вот я смотрю на них, и многое в этом старом удивляет меня новизной. В свете мгновений я создавал эти слова. Мгновенья всегда единственны. Они слагались в свою музыку, я был их частью, когда они звенели. Они отзвенели и навеки унесли с собой свою тайну. И я другой, мне перестало быть понятным, что было так ярко-постижимо, когда я был их созвучной и покорной частью, их соучастником. Я другой, я один, мне осталось лишь несколько золотых песчинок из сверкавшего потока времени, несколько страстных рубинов, и несколько горячих испанских гвоздик, и несколько красных мировых роз. Я живу слишком быстрой жизнью и не знаю никого, кто так любил бы мгновенья, как я. Я иду, я иду, я ухожу, я меняю, и изменяюсь сам. Я отдаюсь мгновенью, и оно мне снова и снова открывает свежие поляны. И вечно цветут мне новые цветы. Я откидываюсь от разума к страсти, я опрокидываюсь от страстей в разум. Маятник влево, маятник вправо. На циферблате ночей и дней неизбежно должно быть движение. Но философия мгновенья не есть философия земного маятника. Звон мгновенья - когда его любишь как я - из области надземных звонов. Я отдаюсь мировому, и Мир входит в меня. Мне близки и звезды, и волны, и горы. Мне близки звери и герои. Мне близки красивые и некрасивые. Я говорю с другом, а сам в это время далеко от него, за преградой веков, где-то в древнем Риме, где-то в вечной Индии, где-то в той стране, чье имя - Майя. Я говорю с врагом, а сам в то же время тайно люблю его, хотя бы я говорил самые жесткие слова. О, клянусь, в те мгновенья, когда я - действительно я, мне близки все, мне понятно и дорого все. Мне понятны вершины, я на них всходил, мне понятно низкое, я низко падал, мне понятно и то, что вне пределов высокого и низкого. Я знаю полную свободу. Безмерность может замкнуться в малое. Песчинка может превратиться в систему звездных миров. И слабыми руками будут воздвигнуты безмерные зданья во имя Красоты. И сгорят города, и сгорят леса, а там, где они шумели и молчали, возникнуть новые шелесты и шорохи, ласки и улыбки, вечная жизнь. Я знаю, что есть два бога: бог покоя и бог движения. Я люблю их обоих. Но я не долго медлю с первым. Я побыл с ним. Довольно. Я вижу быстрые блестящие глаза. Магнит моей души! Я слышу свист ветра. Я слышу пенье струн. Молот близ горнов. Раскаты мировой музыки. Я отдаюсь мировому. Мне страшно. Мне сладко. Мир вошел в меня. Прощай, мое вчера. Скорей к неизвестному Завтра!

Старичок чесался обеими руками. Там, где нельзя было достать обеими,
старичок чесался одной, но зато быстро-быстро. И при этом быстро мигал
глазами.

Хвилищевский ел клюкву, стараясь не морщиться. Он ждал, что все скажут:
"Какая сила характера!" Но никто не сказал ничего.

Было слышно, как собака обнюхивала дверь. Хвилищевский зажал в кулаке
зубную щетку и таращил глаза, чтобы лучше слышать. "Если собака войдет,--
подумал Хвилищевский, я ударю ее этой костяной ручкой прямо в висок!"

Из коробки вышли какие-то пузыри. Хвилищевский на цыпочках удалился
из комнаты и тихо прикрыл за собой дверь. "Черт с ней! -- сказал себе
Хвилищевский.-- Меня не касается, что в ней лежит. В самом деле! Черт с
ней!"

Хвилищевский хотел крикнуть: "Не пущу!" Но язык как-то подвернулся и
вышло: "не пустю". Хвилищевский прищурил правый глаз и с достоинством вышел
из залы. Но ему всё-таки показалось, что он слышал, как хихикнул Цуккерман.

Из паровозной трубы шел пар, или так называемый дым. И нарядная птица,
влетая в этот дым, вылетала из него обсосанной и помятой.

<1933-1934>

Один толстый человек придумал способ похудеть. И похудел. К нему стали
приставать дамы, расспрашивая его, как он добился того, что похудел. Но
похудевший отвечал дамам, что мужчине худеть к лицу, а дамам не к лицу, что,
мол, дамы должны быть полными. И он был глубоко прав.

Соловей пел в саду. И барышня Катя мечтательно смотрела в окно.
Какая-то букашка заползла к барышне Кате на шею, но ей было лень
пошевелиться и согнать букашку рукой.

Говорят, скоро всем бабам обрежут задницы и пустят их гулять по
Володарской.
Это неверно! Бабам задниц резать не будут.

Если государство уподобить человеческому организму, то в случае войны,
я хотел бы жить в пятке.

На вид ему было лет 36, а на самом деле, без малого 38.

Один человек с малых лет до глубокой старости спал всегда на спине со
скрещёнными руками. В конце концов он и умер. Посему -- спи на боку.

Он говорит на шести известных и шести незвестных языках.

Стихи надо писать так, что если бросить стихотворение в окно, то стекло
разобьется.

Один человек лег спать верующим, а проснулся неверующим.
По счастию, в комнате этого человека стояли десятичные медицинские
весы, и человек имел обыкновение каждый день утром и вечером взвешивать
себя. И вот, ложась накануне спать, человек взвесил себя и узнал, что весит
4 пуда 21 фунт. А на другой день, встав неверующим, человек взвесил себя и
узнал, что весит уже всего только 4 пуда 13 фунтов. "Следовательно,-- решил
этот человек,-- моя вера весила приблизительно восемь фунтов."

Ненавижу людей, которые способны проговорить более 7 минут подряд.
Нет ничего скучнее на свете, чем если кто-нибудь рассказывает свой сон,
или о том, как он был на войне, или о том, как ездил на юг.
Многословие -- мать бездарности!

Человек с глупым лицом съел антрекот, икнул и умер. Официанты вынесли
его в коридор ведущий к кухне и положили его на пол вдоль стены, прикрыв
грязной скатертью.

Брабонатов
Сенерифактов
Кульдыхонин
Амгустов
Черчериков
Холбин
Акинтентерь
Зумин
Гатет
Люпин
Сипавский
Укивакин

На замечание: "Вы написали с ошибкой" ответствуй: "Так всегда выглядит
в моем написании."

Хорошенькие женщины в садах не гуляют.

У Капитошки слишком плоская спина.

Смешны старухи в длинных юбках и с длинными носами.

Плохо, когда у куклы слишком тонкие ножки.

Сцена с дракой стояла.
Куклы не смотрят друг на друга.

Самовар задом несёт.

С ужасом ждёшь музыку.

Ваш доктор похож на головы с очками, выставленные в оптических
магазинах.

В наш век авиации и беспроволочного электричества...

На улице встретились две дамы, поклонились друг другу и разошлись. А
потом встретились два гражданина и, посмотрев друг на друга из-под опущенных
козырьков, разошлись, пристукивая ногами по панели.

Три бабы лучше, чем одна, так же, как восемь рублей лучше, чем один
рубль.

<1937 - 1938>

Я не люблю детей, стариков, старух, и благоразумных пожилых.

Если сказать про какого-нибудь человека, что он на букву Х, то все
поймут, что это значит. А я этого не желаю понимать принципиально.

Травить детей -- это жестоко. Но что-нибудь ведь надо же с ними делать!

Я уважаю только молодых, здоровых и пышных женщин. К остальным
представителям человечества я отношусь подозрительно.

Старух, которые носят в себе благоразумные мысли, хорошо бы ловить
арканом.

Всякая морда благоразумного фасона вызывает во мне неприятное ощущение.

Что такое цветы? У женщин между ног пахнет значительно лучше. То и то
природа, а потому никто не смеет возмущаться моим словам.

Он был так грязен, что однажды, рассматривая свои ноги, он нашёл между
пальцев засохшего клопа, которого, видно, носил в сапоге уже несколько дней.

В предисловии к книге описать какой-то сюжет, а потом сказать, что
автор для своей книги выбрал совершенно другой сюжет.

Надо сочинить закон или таблицу, по которой числа росли бы
необъяснимыми непериодическими интервалами.

Надо ввести в русский язык опять усечённые прилагательные.

Ел сегодня английский ванильный мусс и остался им доволен.

Рассматривал электрическую лампочку и остался ею доволен.

Купался в Екатерининском пруду и остался этим доволен.

Величина творца определяется не качеством его творений, а либо
количеством (вещей, силы или различных элементов), либо чистотой.
Достоевский огромным количеством наблюдений, положений, нервной силы и
чувств достиг известной чистоты. А этим достиг и величия.

Один монах вошёл в склеп к покойникам и крикнул: "Христос воскресе!" А
они ему все хором: "Воистину воскресе!"

<сер.-- II пол. 1930-х>