Молящимся помогает Господь. О законе золотого сечения

13 декабря 2014 года Валаамский монастырь отмечает 25-летие возрождения. Своими воспоминаниями о начале новой жизни обители с журналом «Монастырский вестник» поделился игумен Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, епископ Троицкий Панкратий.

– Владыка, расскажите, пожалуйста, как начиналось Ваше послушание на Валааме? Помните ли Вы свое первое впечатление от обители?

– Начнем издалека. Вы, наверное, знаете, что я выходец из Троице-Сергиевой лавры. Постриг принимал у преподобного Сергия Радонежского. В Лавре нес различные послушания: трудился в издательском отделе, был экономом. А в 1992 году в составе одной делегации попал на Афон. И хотя я пробыл на Святой Горе очень недолго, Афон буквально «захватил» меня.

Это было еще до всех тех грандиозных восстановительных работ, которые начались на Афоне гораздо позже. Можно даже сказать, что я еще застал старый Афон; здания были в очень плохом состоянии и действительно нуждались в реставрации, их, конечно же, необходимо было восстанавливать. Но сама атмосфера вековой традиции, традиции молитвы создавалась здесь веками – и все было живым. И мне очень захотелось остаться на Афоне. По возвращении я подал соответствующий рапорт, покойный ныне Патриарх Алексий II (с Его Святейшеством мы были знакомы по служению в Лавре) вроде бы даже и не возражал.

В общем, все шло к тому, что я должен был уехать на Святую Гору. Но в конце 1992-го года Святейший Патриарх вызвал меня к себе и сказал: «Вы хотели на Афон, а я предлагаю Вам поехать на Северный Афон». И спросил, согласен ли я быть наместником Валаамского монастыря. Я ответил тогда: «Ваше Святейшество, я Ваш послушник, как Вы скажете, так и будет».

Так на послушание я отправился на наш Северный Афон – на Валаам, который после Троице-Сергиевой лавры с ее благолепием показался мне действительно очень северным.

В феврале мы поплыли на остров Валаам по Ладоге. Тогда я вообще впервые отправился в плавание и не подозревал, насколько опасным и даже рискованным для жизни может быть путешествие на корабле при морозе в -20 и шторме: качка, конечно, была ужасная. Одному мальчику, который плыл с мамой на Валаам в паломничество, стало плохо. Он лежал на полу совсем бледный, а мама подошла ко мне со словами: «Надо срочно возвращаться, мой сын умирает». Я направился к капитану с просьбой о помощи: «Знаете, – сказал, я – там молодой человек… Его мать говорит, что он умирает. Надо вернуться в Приозерск». Но капитан посмотрел на меня мрачно и ответил: «Если я поверну назад, умрем мы все». После этих слов я подумал, что, наверное, слишком грешен и просто не готов быть на такой святой земле, как Валаам. Тогда же вспомнилась пословица: «Кто по морю не плавал, тот Богу не молился».

Молитва у нас на корабле в самом деле была крепкая. И, слава Богу, мы все-таки добрались до места. Правда, к причалу подплыть не смогли, так как вокруг острова образовалась ледяная корка, в которую корабль воткнулся носом; нам пришлось выйти на лед. Я поставил на лед свой кейс (помните, тогда были такие чемоданчики из пластика, их еще называли «дипломатами»), и его тут же унесло ветром. Хорошо, что в сторону берега. Но ветер был такой сильный, что в сумерках и по скользкому льду мы еле-еле дошли до берега. Автомобильчик ГАЗ-66 довез нас от пристани до Центральной усадьбы, где я испытал уже настоящий шок. Крестным ходом с хоругвями нас торжественно встречала братия. Особое торжество изобразить было довольно трудно: нас встречали человек 20 насельников обители, но строения, которые окружали их, выглядели просто ужасно. Где-то были руины, где-то обвалившиеся и насквозь покрытые плесенью здания, над которыми возвышался весь в черных сгнивших лесах собор. Удручающая, надо сказать, картина. Ну, думаю, всё. Так и помру на этих развалинах. Правда, «за послушание». Это единственное, что меня утешало.

Ситуация усугублялась еще и тем, что насельники жили в тех же зданиях, что и местные жители острова, а именно: на первых этажах внутреннего каре у собора, в сырых помещениях, где местные хранили дрова. Гидроизоляция была нарушена, канализации не было, содержимое выгребных ям поднималось по стенам. Но самым трудным испытанием были, пожалуй, сами местные жители, эдакие «сорвиголовы». Рядом с моей кельей, через стенку, находилась квартира одного такого хулигана. Оттуда постоянно слышался звук бьющихся стекол и нецензурная брань. В общем, очень тяжело было жить.

Но, несмотря на трудности, устав сразу выбрали суровый, Валаамский, а служить и петь было почти некому. Клирос держался буквально на одном человеке, который пел весь суточный круг без сокращений. Это было, конечно, очень трудно. Но Господь укреплял Своей благодатью. И силы были… Сейчас я бы уже, наверное, не смог.

– Не унывали?

– Нет, вы знаете, как-то и не унывали. Конечно, было досадно, когда происходили стычки с местным населением. Например, однажды завязалась драка и наш трудник, спасаясь от местных, вбежал на кухню. Дело было вечером, братия убирали посуду – и тут такое дело… В общем, драка началась теперь уже в трапезной. Посуда летела во все стороны! Но примечательно, что наши победили. До прихода милиционера они затолкали хулиганов в огромную старинную монастырскую бочку, в которой раньше квасили капусту – и те мгновенно превратились в «агнцев». Братия стояли наготове вокруг бочки, откуда раздавались мольбы о пощаде. «Мы больше не будем», – тонкими голосками просили пленники.

Такие случаи, естественно, вызывали огорчение и, так скажем, не облегчали молитву.

Но постепенно жизнь налаживалась. У монастыря появились благотворители. А переломный момент наступил, когда мы начали строить на материке дома для местных жителей. Было построено два больших многоквартирных дома – один на шестьдесят, другой на девяносто семей. Получив жилплощадь, многие уехали, и жить стало значительно легче. Местные жители еще есть на Валааме, но люди остались спокойные, да и отношения наши улучшились. Мы им помогаем, специально для местного населения создан православный культурно-просветительский центр «Свет Валаама», которым руководит отец Мефодий (Петров). А главное, у нас освободились внутреннее и внешнее каре монастыря, благодаря чему братия теперь может чувствовать себя спокойно.

Стали возрождаться скиты: самый большой скит Всесвятский, скит преподобного Александра Свирского на Святом острове, Ильинский и Предтеченский скиты, на дальнем острове Путсаари – скит во имя преподобного Сергия Валаамского.

Построили новые скиты: Свято-Владимирский скит и скит в честь святого благоверного князя Александра Невского, Патриаршую пустыньку на острове Байонный.

В сентябре этого года Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл благословил программу развития скитской и пустыннической жизни Валаамского монастыря.

– Все это места для уединенной молитвы или там ведется хозяйственная деятельность?

– Нет, скит – это как раз место молитвы. Хозяйственная деятельность у нас осуществляется на ферме монастыря. Там действительно есть большое хозяйство, и сейчас идет реконструкция. Но, естественно, в скитах братия тоже трудятся, любой скит – это место труда и молитвы.

– Какое событие в жизни возрождающейся обители Вам запомнилось особенно?

– Я почувствовал, что обитель действительно живет и возрождается, когда Святейший Патриарх Алексий II приехал на Валаам, чтобы освятить Спасо-Преображенский собор. Это было очень важным этапом в жизни монастыря, и, честно говоря, когда я сюда приехал, то не очень-то верил, что мы вообще когда-нибудь его восстановим. Пять тысяч квадратных метров росписи были в ужасном состоянии, в некоторых местах верхний слой осыпался до кирпича. В других местах потекла известка и, подобно сталактитам, висела на стенах храма.

– Владыка, что же изменилось после освящения собора?

– С освящением собора совпало и переселение местных жителей из внутреннего каре, и именно тогда мы почувствовали, что монастырь стал монастырем. Летом мы переживаем наплыв паломников и туристов, и это вносит некую суету в жизнь обители, но зимой живем сугубо монашеской жизнью.

– Много ли в монастырь приходит молодых людей?

– Да, достаточно много. Во время своего визита на Валаам Председатель Синодального отдела по монастырям и монашеству, архиепископ Сергиево-Посадский Феогност очень порадовался тому, что около тридцати кандидатов на рукоположение, постриг и вступление в братию прошли собеседование. К сожалению, не все кандидаты смогли быть на беседе. Штормило, и по этой причине люди из дальних скитов не смогли приехать.

– Молодых людей не смущает строгость Валаамского устава? Суровые климатические условия, нелегкие послушания… По силам ли все это современным мужчинам, привыкшим к комфорту и телевизору?

– Ну, во-первых, эти люди приходят в монастырь не из-за любви к комфорту или средствам массовой информации, а как раз наоборот. Их не устраивает жизнь в миру, и они стремятся к Высшему, хотят жить со Христом, следовать Его заповедям и жить в монастыре, подлинном доме Божием. Ну, а все трудности… Если нести крест монашества терпеливо, благодушно и честно, то благодать Божия помогает. А когда человек с благодатью, с Богом – ему всегда и везде хорошо.

– Как долго послушники пребывают в этом звании?

– По-разному. Обычно года три. Раньше мы, как правило, не постригаем, но бывает и десять лет. Есть послушники (таких немного, правда), которые пребывают в этом статусе по двадцать лет.

– У Валаамского монастыря очень интересный сайт, есть странички в социальных сетях… И все же возникает принципиальный вопрос: должны ли монашествующие осваивать пространство интернета?

– Разумеется, интернет и средства массовой информации не для монахов. Монах ушел из мира не для того, чтобы сидеть в интернете, не для того, чтобы весь мир, так сказать, у него был в келье. И, конечно, недопустимо, когда монах пользуется интернетом в личных целях. Я бы сказал, что для современных монахов интернет – это враг номер один. А наше присутствие в сети необходимо для мирян, для тех, кто принимает участие в дискуссиях, в выработке и принятии важных решений, касающихся монастырской жизни. Это нужно, безусловно.

Ваше Преосвященство, журнал «Монастырский вестник» искренне благодарит Вас за интересную беседу. Мы желаем Вам и насельникам монастыря помощи Божией и духовного возрастания.

«Огромная миссия лежит на монашеской братии — рассказывать о том, чем был Валаам, что с ним произошло, и рассказывать о чуде его возрождения. Многие люди в этом рассказе обретут огромную духовную силу, соотнеся то, что произошло с Валаамом, со своей собственной судьбой, и поймут, что даже из самих тяжких обстоятельств всегда есть выход. Господь выводит нас из тени смертной (см. Пс. 22, 4), когда мы сами того желаем».

Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл

13 декабря 2014 года Валаамский монастырь отмечает 25-летие возрождения. Своими воспоминаниями о начале новой жизни обители с журналом «Монастырский вестник» поделился игумен Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, епископ Троицкий Панкратий.

- Владыка, расскажите, пожалуйста, как начиналось Ваше послушание на Валааме? Помните ли Вы свое первое впечатление от обители?

Начнем издалека. Вы, наверное, знаете, что я выходец из Троице-Сергиевой лавры. Постриг принимал у преподобного Сергия Радонежского. В Лавре нес различные послушания: трудился в издательском отделе, был экономом. А в 1992 году в составе одной делегации попал на Афон. И хотя я пробыл на Святой Горе очень недолго, Афон буквально «захватил» меня.

Это было еще до всех тех грандиозных восстановительных работ, которые начались на Афоне гораздо позже. Можно даже сказать, что я еще застал старый Афон; здания были в очень плохом состоянии и действительно нуждались в реставрации, их, конечно же, необходимо было восстанавливать. Но сама атмосфера вековой традиции, традиции молитвы создавалась здесь веками - и все было живым. И мне очень захотелось остаться на Афоне. По возвращении я подал соответствующий рапорт, покойный ныне Патриарх Алексий II (с Его Святейшеством мы были знакомы по служению в Лавре) вроде бы даже и не возражал.

В общем, все шло к тому, что я должен был уехать на Святую Гору. Но в конце 1992-го года Святейший Патриарх вызвал меня к себе и сказал: «Вы хотели на Афон, а я предлагаю Вам поехать на Северный Афон». И спросил, согласен ли я быть наместником Валаамского монастыря. Я ответил тогда: «Ваше Святейшество, я Ваш послушник, как Вы скажете, так и будет».

Так на послушание я отправился на наш Северный Афон - на Валаам, который после Троице-Сергиевой лавры с ее благолепием показался мне действительно очень северным.

В феврале мы поплыли на остров Валаам по Ладоге. Тогда я вообще впервые отправился в плавание и не подозревал, насколько опасным и даже рискованным для жизни может быть путешествие на корабле при морозе в -20 и шторме: качка, конечно, была ужасная. Одному мальчику, который плыл с мамой на Валаам в паломничество, стало плохо. Он лежал на полу совсем бледный, а мама подошла ко мне со словами: «Надо срочно возвращаться, мой сын умирает». Я направился к капитану с просьбой о помощи: «Знаете, - сказал, я - там молодой человек... Его мать говорит, что он умирает. Надо вернуться в Приозерск». Но капитан посмотрел на меня мрачно и ответил: «Если я поверну назад, умрем мы все». После этих слов я подумал, что, наверное, слишком грешен и просто не готов быть на такой святой земле, как Валаам. Тогда же вспомнилась пословица: «Кто по морю не плавал, тот Богу не молился».

Молитва у нас на корабле в самом деле была крепкая. И, слава Богу, мы все-таки добрались до места. Правда, к причалу подплыть не смогли, так как вокруг острова образовалась ледяная корка, в которую корабль воткнулся носом; нам пришлось выйти на лед. Я поставил на лед свой кейс (помните, тогда были такие чемоданчики из пластика, их еще называли «дипломатами»), и его тут же унесло ветром. Хорошо, что в сторону берега. Но ветер был такой сильный, что в сумерках и по скользкому льду мы еле-еле дошли до берега. Автомобильчик ГАЗ-66 довез нас от пристани до Центральной усадьбы, где я испытал уже настоящий шок. Крестным ходом с хоругвями нас торжественно встречала братия. Особое торжество изобразить было довольно трудно: нас встречали человек 20 насельников обители, но строения, которые окружали их, выглядели просто ужасно. Где-то были руины, где-то обвалившиеся и насквозь покрытые плесенью здания, над которыми возвышался весь в черных сгнивших лесах собор. Удручающая, надо сказать, картина. Ну, думаю, всё. Так и помру на этих развалинах. Правда, «за послушание». Это единственное, что меня утешало.

Ситуация усугублялась еще и тем, что насельники жили в тех же зданиях, что и местные жители острова, а именно: на первых этажах внутреннего каре у собора, в сырых помещениях, где местные хранили дрова. Гидроизоляция была нарушена, канализации не было, содержимое выгребных ям поднималось по стенам. Но самым трудным испытанием были, пожалуй, сами местные жители, эдакие «сорвиголовы». Рядом с моей кельей, через стенку, находилась квартира одного такого хулигана. Оттуда постоянно слышался звук бьющихся стекол и нецензурная брань. В общем, очень тяжело было жить.

Но, несмотря на трудности, устав сразу выбрали суровый, Валаамский, а служить и петь было почти некому. Клирос держался буквально на одном человеке, который пел весь суточный круг без сокращений. Это было, конечно, очень трудно. Но Господь укреплял Своей благодатью. И силы были... Сейчас я бы уже, наверное, не смог.

- Не унывали?

Нет, вы знаете, как-то и не унывали. Конечно, было досадно, когда происходили стычки с местным населением. Например, однажды завязалась драка и наш трудник, спасаясь от местных, вбежал на кухню. Дело было вечером, братия убирали посуду - и тут такое дело… В общем, драка началась теперь уже в трапезной. Посуда летела во все стороны! Но примечательно, что наши победили. До прихода милиционера они затолкали хулиганов в огромную старинную монастырскую бочку, в которой раньше квасили капусту - и те мгновенно превратились в «агнцев». Братия стояли наготове вокруг бочки, откуда раздавались мольбы о пощаде. «Мы больше не будем», - тонкими голосками просили пленники.

Такие случаи, естественно, вызывали огорчение и, так скажем, не облегчали молитву.

Но постепенно жизнь налаживалась. У монастыря появились благотворители. А переломный момент наступил, когда мы начали строить на материке дома для местных жителей. Было построено два больших многоквартирных дома - один на шестьдесят, другой на девяносто семей. Получив жилплощадь, многие уехали, и жить стало значительно легче. Местные жители еще есть на Валааме, но люди остались спокойные, да и отношения наши улучшились. Мы им помогаем, специально для местного населения создан православный культурно-просветительский центр «Свет Валаама», которым руководит отец Мефодий (Петров). А главное, у нас освободились внутреннее и внешнее каре монастыря, благодаря чему братия теперь может чувствовать себя спокойно.

Стали возрождаться скиты: самый большой скит Всесвятский, скит преподобного Александра Свирского на Святом острове, Ильинский и Предтеченский скиты, на дальнем острове Путсаари - скит во имя преподобного Сергия Валаамского.

Построили новые скиты: Свято-Владимирский скит и скит в честь святого благоверного князя Александра Невского, Патриаршую пустыньку на острове Байонный.

В сентябре этого года Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл благословил программу развития скитской и пустыннической жизни Валаамского монастыря.

- Все это места для уединенной молитвы или там ведется хозяйственная деятельность?

Нет, скит - это как раз место молитвы. Хозяйственная деятельность у нас осуществляется на ферме монастыря. Там действительно есть большое хозяйство, и сейчас идет реконструкция. Но, естественно, в скитах братия тоже трудятся, любой скит - это место труда и молитвы.

- Какое событие в жизни возрождающейся обители Вам запомнилось особенно?

Я почувствовал, что обитель действительно живет и возрождается, когда Святейший Патриарх Алексий II приехал на Валаам, чтобы освятить Спасо-Преображенский собор. Это было очень важным этапом в жизни монастыря, и, честно говоря, когда я сюда приехал, то не очень-то верил, что мы вообще когда-нибудь его восстановим. Пять тысяч квадратных метров росписи были в ужасном состоянии, в некоторых местах верхний слой осыпался до кирпича. В других местах потекла известка и, подобно сталактитам, висела на стенах храма.

- Владыка, что же изменилось после освящения собора?

С освящением собора совпало и переселение местных жителей из внутреннего каре, и именно тогда мы почувствовали, что монастырь стал монастырем. Летом мы переживаем наплыв паломников и туристов, и это вносит некую суету в жизнь обители, но зимой живем сугубо монашеской жизнью.

- Много ли в монастырь приходит молодых людей?

Да, достаточно много. Во время своего визита на Валаам Председатель Синодального отдела по монастырям и монашеству, архиепископ Сергиево-Посадский Феогност очень порадовался тому, что около тридцати кандидатов на рукоположение, постриг и вступление в братию прошли собеседование. К сожалению, не все кандидаты смогли быть на беседе. Штормило, и по этой причине люди из дальних скитов не смогли приехать.

- Молодых людей не смущает строгость Валаамского устава? Суровые климатические условия, нелегкие послушания... По силам ли все это современным мужчинам, привыкшим к комфорту и телевизору?

Ну, во-первых, эти люди приходят в монастырь не из-за любви к комфорту или средствам массовой информации, а как раз наоборот. Их не устраивает жизнь в миру, и они стремятся к Высшему, хотят жить со Христом, следовать Его заповедям и жить в монастыре, подлинном доме Божием. Ну, а все трудности... Если нести крест монашества терпеливо, благодушно и честно, то благодать Божия помогает. А когда человек с благодатью, с Богом - ему всегда и везде хорошо.

- Как долго послушники пребывают в этом звании?

По-разному. Обычно года три. Раньше мы, как правило, не постригаем, но бывает и десять лет. Есть послушники (таких немного, правда), которые пребывают в этом статусе по двадцать лет.

- У Валаамского монастыря очень интересный сайт, есть странички в социальных сетях… И все же возникает принципиальный вопрос: должны ли монашествующие осваивать пространство интернета?

Разумеется, интернет и средства массовой информации не для монахов. Монах ушел из мира не для того, чтобы сидеть в интернете, не для того, чтобы весь мир, так сказать, у него был в келье. И, конечно, недопустимо, когда монах пользуется интернетом в личных целях. Я бы сказал, что для современных монахов интернет - это враг номер один. А наше присутствие в сети необходимо для мирян, для тех, кто принимает участие в дискуссиях, в выработке и принятии важных решений, касающихся монастырской жизни. Это нужно, безусловно.

Ваше Преосвященство, журнал «Монастырский вестник» искренне благодарит Вас за интересную беседу. Мы желаем Вам и насельникам монастыря помощи Божией и духовного возрастания.

Беседовала Екатерина Орлова

«Огромная миссия лежит на монашеской братии — рассказывать о том, чем был Валаам, что с ним произошло, и рассказывать о чуде его возрождения. Многие люди в этом рассказе обретут огромную духовную силу, соотнеся то, что произошло с Валаамом, со своей собственной судьбой, и поймут, что даже из самих тяжких обстоятельств всегда есть выход. Господь выводит нас из тени смертной (см. Пс. 22, 4), когда мы сами того желаем».

Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл

13 декабря 2014 года Валаамский монастырь отмечает 25-летие возрождения. Своими воспоминаниями о начале новой жизни обители с журналом «Монастырский вестник» поделился игумен Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, епископ Троицкий Панкратий.

- Владыка, расскажите, пожалуйста, как начиналось Ваше послушание на Валааме? Помните ли Вы свое первое впечатление от обители?

Начнем издалека. Вы, наверное, знаете, что я выходец из Троице-Сергиевой лавры. Постриг принимал у преподобного Сергия Радонежского. В Лавре нес различные послушания: трудился в издательском отделе, был экономом. А в 1992 году в составе одной делегации попал на Афон. И хотя я пробыл на Святой Горе очень недолго, Афон буквально «захватил» меня.

Это было еще до всех тех грандиозных восстановительных работ, которые начались на Афоне гораздо позже. Можно даже сказать, что я еще застал старый Афон; здания были в очень плохом состоянии и действительно нуждались в реставрации, их, конечно же, необходимо было восстанавливать. Но сама атмосфера вековой традиции, традиции молитвы создавалась здесь веками - и все было живым. И мне очень захотелось остаться на Афоне. По возвращении я подал соответствующий рапорт, покойный ныне Патриарх Алексий II (с Его Святейшеством мы были знакомы по служению в Лавре) вроде бы даже и не возражал.

В общем, все шло к тому, что я должен был уехать на Святую Гору. Но в конце 1992-го года Святейший Патриарх вызвал меня к себе и сказал: «Вы хотели на Афон, а я предлагаю Вам поехать на Северный Афон». И спросил, согласен ли я быть наместником Валаамского монастыря. Я ответил тогда: «Ваше Святейшество, я Ваш послушник, как Вы скажете, так и будет».

Так на послушание я отправился на наш Северный Афон - на Валаам, который после Троице-Сергиевой лавры с ее благолепием показался мне действительно очень северным.

В феврале мы поплыли на остров Валаам по Ладоге. Тогда я вообще впервые отправился в плавание и не подозревал, насколько опасным и даже рискованным для жизни может быть путешествие на корабле при морозе в -20 и шторме: качка, конечно, была ужасная. Одному мальчику, который плыл с мамой на Валаам в паломничество, стало плохо. Он лежал на полу совсем бледный, а мама подошла ко мне со словами: «Надо срочно возвращаться, мой сын умирает». Я направился к капитану с просьбой о помощи: «Знаете, - сказал, я - там молодой человек... Его мать говорит, что он умирает. Надо вернуться в Приозерск». Но капитан посмотрел на меня мрачно и ответил: «Если я поверну назад, умрем мы все». После этих слов я подумал, что, наверное, слишком грешен и просто не готов быть на такой святой земле, как Валаам. Тогда же вспомнилась пословица: «Кто по морю не плавал, тот Богу не молился».

Молитва у нас на корабле в самом деле была крепкая. И, слава Богу, мы все-таки добрались до места. Правда, к причалу подплыть не смогли, так как вокруг острова образовалась ледяная корка, в которую корабль воткнулся носом; нам пришлось выйти на лед. Я поставил на лед свой кейс (помните, тогда были такие чемоданчики из пластика, их еще называли «дипломатами»), и его тут же унесло ветром. Хорошо, что в сторону берега. Но ветер был такой сильный, что в сумерках и по скользкому льду мы еле-еле дошли до берега. Автомобильчик ГАЗ-66 довез нас от пристани до Центральной усадьбы, где я испытал уже настоящий шок. Крестным ходом с хоругвями нас торжественно встречала братия. Особое торжество изобразить было довольно трудно: нас встречали человек 20 насельников обители, но строения, которые окружали их, выглядели просто ужасно. Где-то были руины, где-то обвалившиеся и насквозь покрытые плесенью здания, над которыми возвышался весь в черных сгнивших лесах собор. Удручающая, надо сказать, картина. Ну, думаю, всё. Так и помру на этих развалинах. Правда, «за послушание». Это единственное, что меня утешало.

Ситуация усугублялась еще и тем, что насельники жили в тех же зданиях, что и местные жители острова, а именно: на первых этажах внутреннего каре у собора, в сырых помещениях, где местные хранили дрова. Гидроизоляция была нарушена, канализации не было, содержимое выгребных ям поднималось по стенам. Но самым трудным испытанием были, пожалуй, сами местные жители, эдакие «сорвиголовы». Рядом с моей кельей, через стенку, находилась квартира одного такого хулигана. Оттуда постоянно слышался звук бьющихся стекол и нецензурная брань. В общем, очень тяжело было жить.

Но, несмотря на трудности, устав сразу выбрали суровый, Валаамский, а служить и петь было почти некому. Клирос держался буквально на одном человеке, который пел весь суточный круг без сокращений. Это было, конечно, очень трудно. Но Господь укреплял Своей благодатью. И силы были... Сейчас я бы уже, наверное, не смог.

- Не унывали?

Нет, вы знаете, как-то и не унывали. Конечно, было досадно, когда происходили стычки с местным населением. Например, однажды завязалась драка и наш трудник, спасаясь от местных, вбежал на кухню. Дело было вечером, братия убирали посуду - и тут такое дело… В общем, драка началась теперь уже в трапезной. Посуда летела во все стороны! Но примечательно, что наши победили. До прихода милиционера они затолкали хулиганов в огромную старинную монастырскую бочку, в которой раньше квасили капусту - и те мгновенно превратились в «агнцев». Братия стояли наготове вокруг бочки, откуда раздавались мольбы о пощаде. «Мы больше не будем», - тонкими голосками просили пленники.

Такие случаи, естественно, вызывали огорчение и, так скажем, не облегчали молитву.

Но постепенно жизнь налаживалась. У монастыря появились благотворители. А переломный момент наступил, когда мы начали строить на материке дома для местных жителей. Было построено два больших многоквартирных дома - один на шестьдесят, другой на девяносто семей. Получив жилплощадь, многие уехали, и жить стало значительно легче. Местные жители еще есть на Валааме, но люди остались спокойные, да и отношения наши улучшились. Мы им помогаем, специально для местного населения создан православный культурно-просветительский центр «Свет Валаама», которым руководит отец Мефодий (Петров). А главное, у нас освободились внутреннее и внешнее каре монастыря, благодаря чему братия теперь может чувствовать себя спокойно.

Стали возрождаться скиты: самый большой скит Всесвятский, скит преподобного Александра Свирского на Святом острове, Ильинский и Предтеченский скиты, на дальнем острове Путсаари - скит во имя преподобного Сергия Валаамского.

Построили новые скиты: Свято-Владимирский скит и скит в честь святого благоверного князя Александра Невского, Патриаршую пустыньку на острове Байонный.

В сентябре этого года Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл благословил программу развития скитской и пустыннической жизни Валаамского монастыря.

- Все это места для уединенной молитвы или там ведется хозяйственная деятельность?

Нет, скит - это как раз место молитвы. Хозяйственная деятельность у нас осуществляется на ферме монастыря. Там действительно есть большое хозяйство, и сейчас идет реконструкция. Но, естественно, в скитах братия тоже трудятся, любой скит - это место труда и молитвы.

- Какое событие в жизни возрождающейся обители Вам запомнилось особенно?

Я почувствовал, что обитель действительно живет и возрождается, когда Святейший Патриарх Алексий II приехал на Валаам, чтобы освятить Спасо-Преображенский собор. Это было очень важным этапом в жизни монастыря, и, честно говоря, когда я сюда приехал, то не очень-то верил, что мы вообще когда-нибудь его восстановим. Пять тысяч квадратных метров росписи были в ужасном состоянии, в некоторых местах верхний слой осыпался до кирпича. В других местах потекла известка и, подобно сталактитам, висела на стенах храма.

- Владыка, что же изменилось после освящения собора?

С освящением собора совпало и переселение местных жителей из внутреннего каре, и именно тогда мы почувствовали, что монастырь стал монастырем. Летом мы переживаем наплыв паломников и туристов, и это вносит некую суету в жизнь обители, но зимой живем сугубо монашеской жизнью.

- Много ли в монастырь приходит молодых людей?

Да, достаточно много. Во время своего визита на Валаам Председатель Синодального отдела по монастырям и монашеству, архиепископ Сергиево-Посадский Феогност очень порадовался тому, что около тридцати кандидатов на рукоположение, постриг и вступление в братию прошли собеседование. К сожалению, не все кандидаты смогли быть на беседе. Штормило, и по этой причине люди из дальних скитов не смогли приехать.

- Молодых людей не смущает строгость Валаамского устава? Суровые климатические условия, нелегкие послушания... По силам ли все это современным мужчинам, привыкшим к комфорту и телевизору?

Ну, во-первых, эти люди приходят в монастырь не из-за любви к комфорту или средствам массовой информации, а как раз наоборот. Их не устраивает жизнь в миру, и они стремятся к Высшему, хотят жить со Христом, следовать Его заповедям и жить в монастыре, подлинном доме Божием. Ну, а все трудности... Если нести крест монашества терпеливо, благодушно и честно, то благодать Божия помогает. А когда человек с благодатью, с Богом - ему всегда и везде хорошо.

- Как долго послушники пребывают в этом звании?

По-разному. Обычно года три. Раньше мы, как правило, не постригаем, но бывает и десять лет. Есть послушники (таких немного, правда), которые пребывают в этом статусе по двадцать лет.

- У Валаамского монастыря очень интересный сайт, есть странички в социальных сетях… И все же возникает принципиальный вопрос: должны ли монашествующие осваивать пространство интернета?

Разумеется, интернет и средства массовой информации не для монахов. Монах ушел из мира не для того, чтобы сидеть в интернете, не для того, чтобы весь мир, так сказать, у него был в келье. И, конечно, недопустимо, когда монах пользуется интернетом в личных целях. Я бы сказал, что для современных монахов интернет - это враг номер один. А наше присутствие в сети необходимо для мирян, для тех, кто принимает участие в дискуссиях, в выработке и принятии важных решений, касающихся монастырской жизни. Это нужно, безусловно.

Ваше Преосвященство, журнал «Монастырский вестник» искренне благодарит Вас за интересную беседу. Мы желаем Вам и насельникам монастыря помощи Божией и духовного возрастания.

Беседовала Екатерина Орлова

"Кто ради Бога обнищает,
тот обретает неоскудевающие сокровища".
Прп. Исаак Сирин

МОНАШЕСКИЙ КРЕСТ

"Здесь терпение святых,
соблюдающие заповеди Божии и веру в Иисуса".
Откр.14,12

Для крупного сибирского города НОВОКУЗНЕЦКА 2005 год стал годом прославления Земли Сибирской, Земли Кузнецкой.
Не простая это земля. Святая земля! Пропитанная слезами, молитвой и кровью православных людей, несла тяжелейший крест подвижничества, многострадальная земля с могучей вековой природой - место ссылок многих святых людей. Эти люди подвижники, которые отличались прозорливостью, молитвенностью, чудотворениями ещё при жизни и по смерти.Это люди, которые действительно несли по жизни особый крест. Собственно, вся их жизнь была крестом.

Монашеский крест.Что мы знаем о людях, несших этот тяжелейший крест? Ничего. А ведь это особые люди, это - СОЛЬ земли нашей.Это - живая молитва земли Русской, не прекращающаяся ни при их жизни, ни по смерти. ВЕЧНАЯ МОЛИТВА. Молитва спасения земли - ВСЕЙ ЗЕМЛИ!
Жизнь монаха, это для людей несведущих - странная, непонятная христианская жизнь. И вот так взять, и одним словом её объяснить - просто не возможно. Жизнь монаха, особенно внутренняя жизнь - это тайна для мира.
Многие, соприкасаясь с монахами, не видят в них ничего особенного, скорее вид монаха их отталкивает, чем располагает, настораживает. Это происходит потому, что подходят мирские люди к монаху с неверною меркою, с неправильными требованиями и представлениями.
Монах пребывает в непрестанном подвиге, часто чрезвычайно напряжённом. Монах ведёт тяжелейшую борьбу, неведомую миру, ведёт сильную, упорную брань, убивая в себе грех, чтобы стать человеком по образу совершенного Человека Господа нашего Иисуса Христа - смиренным и кротким. Монахи своей жизнью подают нам всем пример ЕДИНСТВЕННОГО ПУТИ СПАСЕНИЯ - ЭТО ТВОРИТЬ ВОЛЮ БОЖЬЮ. Что значит творить волю Божью? Это значит, соблюдать Заповеди Господа Иисуса Христа и иметь любовь друг ко другу и ко всему великому Его Творению. Это значит, уметь увидеть в другом человеке образ Божий, уметь увидеть, очень постараться разглядеть и, если требуется, помочь ему делом ли, словом спасительным - только не загородить свою душу от скорби и нужды другого, такого же, как и ты, образа Божьего! Ведь человек - это создание Божье, но создание падшее, заблудшее. Это путь, указанный Самим Господом, это путь Любви, это - Его путь.

Самым глубоким корнем греха является гордость. Она - бич человечества, оторвавший людей от Бога и погрузивший мир в неисчислимые беды и страдания. Гордость - это подлинное семя смерти, окутавшее человечество мраком отчаяния.
Монах опытом своей жизни познаёт, что полем духовной битвы со злом, мировым злом, является собственное сердце человека. "Сойди в сердце, и там сотвори брань с сатаною" (Преп. Макарий Египетский).
Бог есть Смирение, и потому, кто хочет понять Бога и приблизиться к Нему, должен научиться смирению, иными словами - должен стяжать смирение. Подвиг монашеский должен быть направлен на стяжание смирения. Монах должен любить людей Любовью Христа. "БРАТ НАШ ЕСТЬ НАША ЖИЗНЬ" (Старец Силуан Афонский). А любить Любовью Христа - это значит, пить чашу Его Страданий. Это горякая чаша нечеловеческих мучений, на которые Его обрекли люди.
Господь просил Отца Своего пронести эту горькую чашу мимо: "Отче! О, если бы Ты благоволил пронести чашу сию мимо Меня! Впрочем не Моя воля, но Твоя да будет!" (Лк.22,42)

Молитва - непобедимое оружие монаха. Их молитвы усиливаются особенно ночью. Они молятся за живых, за отошедших в мiр иной, за врагов и за друзей, за все человеческие души, которые так дороги Богу. Молитва монаха - это молитва особенной силы и она наперёд всякой слышится Богом. Молитва монаха не прекращается им ни при жизни, ни по смерти. Их молитва о грешном мире не смолкает никогда! Они молятся о грешном человечестве и у Престола Божия.

— Владыка, расскажите, пожалуйста, как начиналось Ваше послушание на Валааме? Помните ли Вы свое первое впечатление от обители?

— Начнем издалека. Вы, наверное, знаете, что я выходец из Троице-Сергиевой лавры. Постриг принимал у преподобного Сергия Радонежского. В Лавре нес различные послушания: трудился в издательском отделе, был экономом. А в 1992 году в составе одной делегации попал на Афон. И хотя я пробыл на Святой Горе очень недолго, Афон буквально «захватил» меня.

Это было еще до всех тех грандиозных восстановительных работ, которые начались на Афоне гораздо позже. Можно даже сказать, что я еще застал старый Афон; здания были в очень плохом состоянии и действительно нуждались в реставрации, их, конечно же, необходимо было восстанавливать. Но сама атмосфера вековой традиции, традиции молитвы создавалась здесь веками — и все было живым. И мне очень захотелось остаться на Афоне. По возвращении я подал соответствующий рапорт, покойный ныне Патриарх Алексий II (с Его Святейшеством мы были знакомы по служению в Лавре) вроде бы даже и не возражал.

В общем, все шло к тому, что я должен был уехать на Святую Гору. Но в конце 1992-го года Святейший Патриарх вызвал меня к себе и сказал: «Вы хотели на Афон, а я предлагаю Вам поехать на Северный Афон». И спросил, согласен ли я быть наместником Валаамского монастыря. Я ответил тогда: «Ваше Святейшество, я Ваш послушник, как Вы скажете, так и будет».

Так на послушание я отправился на наш Северный Афон — на Валаам, который после Троице-Сергиевой лавры с ее благолепием показался мне действительно очень северным.

В феврале мы поплыли на остров Валаам по Ладоге. Тогда я вообще впервые отправился в плавание и не подозревал, насколько опасным и даже рискованным для жизни может быть путешествие на корабле при морозе в —20 и шторме: качка, конечно, была ужасная. Одному мальчику, который плыл с мамой на Валаам в паломничество, стало плохо. Он лежал на полу совсем бледный, а мама подошла ко мне со словами: «Надо срочно возвращаться, мой сын умирает». Я направился к капитану с просьбой о помощи: «Знаете, — сказал я, — там молодой человек... Его мать говорит, что он умирает. Надо вернуться в Приозерск». Но капитан посмотрел на меня мрачно и ответил: «Если я поверну назад, умрем мы все». После этих слов я подумал, что, наверное, слишком грешен и просто не готов быть на такой святой земле, как Валаам. Тогда же вспомнилась пословица: «Кто по морю не плавал, тот Богу не молился».

Молитва у нас на корабле в самом деле была крепкая. И, слава Богу, мы все-таки добрались до места. Правда, к причалу подплыть не смогли, так как вокруг острова образовалась ледяная корка, в которую корабль воткнулся носом; нам пришлось выйти на лед. Я поставил на лед свой кейс (помните, тогда были такие чемоданчики из пластика, их еще называли «дипломатами»), и его тут же унесло ветром. Хорошо, что в сторону берега. Но ветер был такой сильный, что в сумерках и по скользкому льду мы еле-еле дошли до берега. Автомобильчик ГАЗ-66 довез нас от пристани до Центральной усадьбы, где я испытал уже настоящий шок. Крестным ходом с хоругвями нас торжественно встречала братия. Особое торжество изобразить было довольно трудно: нас встречали человек 20 насельников обители, но строения, которые окружали их, выглядели просто ужасно. Где-то были руины, где-то обвалившиеся и насквозь покрытые плесенью здания, над которыми возвышался весь в черных сгнивших лесах собор. Удручающая, надо сказать, картина. Ну, думаю, всё. Так и помру на этих развалинах. Правда, «за послушание». Это единственное, что меня утешало.

Ситуация усугублялась еще и тем, что насельники жили в тех же зданиях, что и местные жители острова, а именно: на первых этажах внутреннего каре у собора, в сырых помещениях, где местные хранили дрова. Гидроизоляция была нарушена, канализации не было, содержимое выгребных ям поднималось по стенам. Но самым трудным испытанием были, пожалуй, сами местные жители, эдакие «сорвиголовы». Рядом с моей кельей, через стенку, находилась квартира одного такого хулигана. Оттуда постоянно слышался звук бьющихся стекол и нецензурная брань. В общем, очень тяжело было жить.

Но, несмотря на трудности, устав сразу выбрали суровый, Валаамский, а служить и петь было почти некому. Клирос держался буквально на одном человеке, который пел весь суточный круг без сокращений. Это было, конечно, очень трудно. Но Господь укреплял Своей благодатью. И силы были... Сейчас я бы уже, наверное, не смог.

— Не унывали?

— Нет, Вы знаете, как-то и не унывали. Конечно, было досадно, когда происходили стычки с местным населением. Например, однажды завязалась драка, и наш трудник, спасаясь от местных, вбежал на кухню. Дело было вечером, братия убирали посуду — и тут такое дело… В общем, драка началась теперь уже в трапезной. Посуда летела во все стороны! Но примечательно, что наши победили. До прихода милиционера они затолкали хулиганов в огромную старинную монастырскую бочку, в которой раньше квасили капусту — и те мгновенно превратились в «агнцев». Братия стояли наготове вокруг бочки, откуда раздавались мольбы о пощаде. «Мы больше не будем», — тонкими голосками просили пленники.

Такие случаи, естественно, вызывали огорчение и, так скажем, не облегчали молитву.

Но постепенно жизнь налаживалась. У монастыря появились благотворители. А переломный момент наступил, когда мы начали строить на материке дома для местных жителей. Было построено два больших многоквартирных дома — один на шестьдесят, другой на девяносто семей. Получив жилплощадь, многие уехали, и жить стало значительно легче. Местные жители еще есть на Валааме, но люди остались спокойные, да и отношения наши улучшились. Мы им помогаем, специально для местного населения создан православный культурно-просветительский центр «Свет Валаама», которым руководит отец Мефодий (Петров). А главное, у нас освободились внутреннее и внешнее каре монастыря, благодаря чему братия теперь может чувствовать себя спокойно.

Стали возрождаться скиты: самый большой скит Всесвятский, скит преподобного Александра Свирского на Святом острове, Ильинский и Предтеченский скиты, на дальнем острове Путсаари — скит во имя преподобного Сергия Валаамского.

Построили новые скиты: Свято-Владимирский скит и скит в честь святого благоверного князя Александра Невского, Патриаршую пустыньку на острове Байонный.

В сентябре этого года Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл благословил программу развития скитской и пустыннической жизни Валаамского монастыря.

— Все это места для уединенной молитвы или там ведется хозяйственная деятельность?

— Нет, скит — это как раз место молитвы. Хозяйственная деятельность у нас осуществляется на ферме монастыря. Там действительно есть большое хозяйство, и сейчас идет реконструкция. Но, естественно, в скитах братия тоже трудятся, любой скит — это место труда и молитвы.

— Какое событие в жизни возрождающейся обители Вам запомнилось особенно?

— Я почувствовал, что обитель действительно живет и возрождается, когда Святейший Патриарх Алексий II приехал на Валаам, чтобы освятить Спасо-Преображенский собор. Это было очень важным этапом в жизни монастыря, и, честно говоря, когда я сюда приехал, то не очень-то верил, что мы вообще когда-нибудь его восстановим. Пять тысяч квадратных метров росписи были в ужасном состоянии, в некоторых местах верхний слой осыпался до кирпича. В других местах потекла известка и, подобно сталактитам, висела на стенах храма.

— Владыка, что же изменилось после освящения собора?

— С освящением собора совпало и переселение местных жителей из внутреннего каре, и именно тогда мы почувствовали, что монастырь стал монастырем. Летом мы переживаем наплыв паломников и туристов, и это вносит некую суету в жизнь обители, но зимой живем сугубо монашеской жизнью.

— Много ли в монастырь приходит молодых людей?

— Да, достаточно много. Во время своего визита на Валаам председатель Синодального отдела по монастырям и монашеству архиепископ Сергиево-Посадский Феогност очень порадовался тому, что около тридцати кандидатов на рукоположение, постриг и вступление в братию прошли собеседование. К сожалению, не все кандидаты смогли быть на беседе. Штормило, и по этой причине люди из дальних скитов не смогли приехать.

— Молодых людей не смущает строгость Валаамского устава? Суровые климатические условия, нелегкие послушания... По силам ли все это современным мужчинам, привыкшим к комфорту и телевизору?

— Ну, во-первых, эти люди приходят в монастырь не из-за любви к комфорту или средствам массовой информации, а как раз наоборот. Их не устраивает жизнь в миру, и они стремятся к Высшему, хотят жить со Христом, следовать Его заповедям и жить в монастыре, подлинном доме Божием. Ну, а все трудности... Если нести крест монашества терпеливо, благодушно и честно, то благодать Божия помогает. А когда человек с благодатью, с Богом — ему всегда и везде хорошо.

— Как долго послушники пребывают в этом звании?

— По-разному. Обычно года три. Раньше мы, как правило, не постригаем, но бывает и десять лет. Есть послушники (таких немного, правда), которые пребывают в этом статусе по двадцать лет.

— У Валаамского монастыря очень интересный сайт, есть странички в социальных сетях… И все же возникает принципиальный вопрос: должны ли монашествующие осваивать пространство Интернета?

— Разумеется, Интернет и средства массовой информации не для монахов. Монах ушел из мира не для того, чтобы сидеть в Интернете, не для того, чтобы весь мир, так сказать, у него был в келье. И, конечно, недопустимо, когда монах пользуется Интернетом в личных целях. Я бы сказал, что для современных монахов Интернет — это враг номер один. А наше присутствие в сети необходимо для мирян, для тех, кто принимает участие в дискуссиях, в выработке и принятии важных решений, касающихся монастырской жизни. Это нужно, безусловно.

— Ваше Преосвященство, журнал «Монастырский вестник» искренне благодарит Вас за интересную беседу. Мы желаем Вам и насельникам монастыря помощи Божией и духовного возрастания.

Беседовала Екатерина Орлова