«Разговор на ты» в Духовной Академии собрал более трехсот пятидесяти участников. «разговор на ты» в духовной академии собрал более трехсот пятидесяти участников

22.08.2019

Который представил гостей собравшимся - студентам Санкт-Петербургских духовных школ, священнослужителям и представителям прессы.

Рассказывая об истории создания проекта, протоиерей Павел Великанов отметил, что выпуск пилотного проекта вызвал бурную реакцию, которая показала, что в обществе есть огромный запрос не на "высокое богословие", а на живой и откровенный разговор на темы, которые витают в воздухе.

"Одна из проблем современного священника состоит в том, что он привыкает говорить сверху вниз аудитории, которая не может ему возразить и подискутировать с ним. А на самом деле нам интересно, чем вы живете, какие мысли бурлят в ваших головах", - сказал отец Павел.

Владимир Легойда рассказал, в чем для него состоял интерес участие в проекте: "Очень многие вещи, которые пишут о Церкви в СМИ, никакого отношения к реальной жизни Церкви не имеют. Мы попытались записать десять разговоров на темы, которые, как нам кажется, волнуют верующего человека как внутри Церкви, так и в отношении Церкви и общества. В роликах затрагиваются такие темы, как техномания, отношения полов, культ потребления и другие".

Руководитель проекта диакон Анатолий Колот подчеркнул, что проект представляет собой наиболее приемлемый на сегодняшний день формат общения духовенства и общества - как церковного, так и нецерковного, на темы, которые действительно интересуют людей.

На большом экране был продемонстрирован один из роликов на тему эгоизма, после чего слушатели стали задавать создателям проекта интересующие их вопросы.

Первый вопрос прозвучал от студентки 4-го курса иконописного отделения Людмилы, которая спросила о том, как можно соблюдать заповедь "Возлюби ближнего своего как самого себя", если сам себя ненавидишь.

"Наше внутреннее состояние колеблется от маниакального до депрессивного, - сказал отец Павел. - Что делать, если ты чувствуешь оставленность Богом? Ответ можно почерпнуть в словах старца Силуана Афонского: "Держи ум твой во аде и не отчаивайся". Прежде чем с собой что-то делать, надо себя принять. Это большой подвиг смирения - готовность согласиться с тем, что во мне есть как хорошие, так и плохие черты. Началом воспитания себя как личности является принятие себя в том состоянии, в каком ты в данный момент пребываешь. Но после этого ставить не точку, а запятую. И обретать себя настоящего, побеждая в себе все ложное и неправильное. На самом деле мы ненавидим не самих себя, а образ о самом себе в нашем сознании. Надо принимать людей такими, какие они есть, уважать их выбор, уважать их даже в состоянии греха, но не соглашаться с тем, что они делают. Умение видеть тонкое различие между грехом и грешником, поступком и человеком поможет выйти из состояния мнимой ненависти к самому себе".

Большой интерес аудитории вызвала тема недавней встречи Патриарха Московского и всея Руси Кирилла и Папы Римского Франциска на Кубе. В частности, прозвучал вопрос о том, почему возникло столько кривотолков вокруг этой темы и как можно их избежать. Владимир Легойда ответил, что важно понимать истинное значение встречи и не домысливать иного.

"В XXI веке, который объявлен эпохой просвещенности, терпимости, цивилизованных межрегиональных отношений, мы сталкиваемся с гонениями на христиан в мире, которое сопоставимо с теми гонениями, которые, как мы надеялись, ушли в историю. Сегодня люди гибнут ежедневно не потому, что они оказываются на той территории, где идут военные действия, как нам пытались долгое время говорить мировые СМИ, а потому, что они являются христианами. Русская Православная Церковь в числе первых сказала, что сегодня в мире христиане гибнут за свою веру. В этой ситуации, имея очень непростые отношения с Римской Католической Церковью, Русская Православная Церковь предприняла шаги к тому, чтобы весь мир узнал и заговорил об этой проблеме. Это первый практический результат встречи в Гаване. Благодаря тому, что об этом миру заявили два религиозных лидера, сегодня нельзя, находясь в здравом уме и твердой памяти, отрицать то, что в современном мире существуют гонения на людей за то, что они исповедуют Христа. Ни единого компромисса со стороны Русской Православной Церкви в вероучительных и молитвенных вопросах не было на этой встрече, но есть реальный практический результат. Теперь очень сложно политикам, которые все время говорят об уважении к религиям, сделать вид, что ничего не произошло. Теперь ход за ними. И многие политики уже отреагировали на это", - сказал Владимир Романович.

Продолжая тему встречи предстоятелей двух Церквей, Владимир Легойда отметил, что речь здесь идет не о вероучительном единстве, а об объединении усилий.

На вопрос об отношении к личности Андрея Кураева Владимир Легойда ответил кратко - когда ему случается становиться на молитву, он всегда в этой молитве поминает протодиакона Андрея.

Неожиданное оживление вызвал вопрос оказавшегося в актовом зале мальчика, который спросил о том, что может и чего не должен знать ребенок с православной точки зрения. Отец Павел сказал, что родители, конечно же, должны говорить ребенку правду, но не в травмирующей его психику форме и в соответствии с его возрастом. В умении делать это и сказывается мудрость родителей. Владимир Легойда добавил, что говорить правду не означает говорит все, что ты знаешь. Не нужно врать, но не надо и говорить всей правды, если ты считаешь, что она сейчас не нужна. По мнению Владимира Романовича, у ребенка мифологическое сознание, в котором нет категории лжи и правды. Однако в жизни любого ребенка со стороны родителей должны быть "нельзя", их должно быть немного и ребенок должен доверять в этом родителям, не требуя объяснений.

На вопрос о том, влияет ли государство на решения Русской Православной Церкви, Владимир Легойда ответил, что в наше время отношения между Церковью и государством есть, и они хорошие. Преимуществом таких отношений является то, что Церковь совершенно свободна в решении внутренних вопросов, которые приносят общецерковную пользу. Давления государства на Церковь нет, но есть помощь.

Настоятель храма святого Иоанна Милостивого в городе Отрадное протоиерей Василий Стойков , возвращаясь к вопросу подписанной в Гаване декларации между Патриархом Московским и всея Руси Кириллом и Папой Римским Франциском, спросил, какие практические меры будут приняты для ее осуществления. Владимир Легойда ответил, что Церковь не должна проводить в жизнь конкретные практические решения, это задачи политиков. Но встреча двух предстоятелей может подать пример политикам всего мира. Авторитет Патриарха Кирилла и Папы Римского может сыграть практическую роль в решении мировых конфликтов.

Обучающийся в России студент из Дамаска задал вопрос о том, насколько необходимо объяснять православным верующим, что действительно происходит на Ближнем Востоке, и развеивать мифы о сирийцах исключительно как о террористах. "Сегодня очень важно понимать, что в регионе, где зародилось христианство и жили многие святые, может произойти страшная катастрофа - христиане могут быть там изгнаны и истреблены, - сказал Владимир Романович. - Плохо, что в обществе распространяются искаженные представления об этих событиях. Возникшая сейчас информационная волна, привлекающая внимание к проблемам на Ближнем Востоке, имеет большое значение".

На вопрос о том, насколько информированным должен быть церковный человек и как сохранить себя духовно в условиях переполненного информацией мира, Владимир Легойда ответил, что обилие информации часто дезориентирует людей. У человека должна быть только та информация, которая относится к тому, чем он занимается. От общественно-политической информации можно вообще отказаться. Она является пожирателем времени, которым посвящен один из роликов проекта. Владимир Романович посоветовал всем студентом посвятить время учебы чтению, поскольку другого времени для него в жизни может больше не оказаться.

Отвечая на вопрос о социальном неверии, отец Павел сказал, что у некоторых людей еще не наступило время прийти к вере. "Вера начинается с личной встречи с Богом. Есть опасность, которая маячит перед каждым из нас, - превращение Бога в обслуживаемую абстракцию. Бог превращается в мысль, которую мы начинаем обслуживать в рамках церковного благочестия, но ощущение живого присутствия Бога исчезает. Это ощущение возникает тогда, когда мы входим в пространство рисков и разрешаем Богу действовать с нами так, как Он хочет. Человек вручает себя в руки Бога, и в этом проявляется его подвиг веры", - сказал отец Павел.

Одной из проблем, которой было уделено внимание на встрече, стала проблема поздних браков и сложности с выбором супруга у православной молодежи. "Человек по своей природе может быть счастлив только тогда, когда делает счастливыми других, - отметил отец Павел. - Если у человека нет объекта, которому он будет постоянно служить не потому, что он этого хочет, а потому что он не может не служить, он будет неизменно деградировать. Чтобы человек смог создать семью, надо помочь ему укрепиться в вере и увидеть брак не как инструмент удовлетворения своих потребностей, а как единственно нормальную и правильную форму выделывания своей собственной души".

На встрече также были обсуждены вопросы границ свободы человека, канонизации современных святых, преодоления старообрядческого раскола и церковной ситуации на Украине.

По завершении встречи всем слушателям были вручены DVD с записями выпусков программы.

Проект "Разговор на "ты" - это создание и широкое благотворительное распространение профессионального видеоконтента современного формата, представляющего цикл короткометражных передач, в которых происходит живой, неформальный разговор светского человека со священнослужителем, затрагивающий наиболее острые социальные вопросы, интересующие широкие слои общества. Выбранный формат позволяет ненавязчивое продвижение традиционных духовных ценностей при отсутствии морализаторства или менторского тона. Вторая часть проекта предполагает проведение лекционной работы в городах России федерального значения - продолжение "разговора на "ты" с героем передачи, только в живом формате.

19 февраля 2016 года протоиерей Павел Великанов, Владимир Романович Легойда и диакон Анатолий Колот представили Северной столице проект «Разговор на ты» и пообщались с аудиторией на различные темы: от вопросов духовно-нравственной проблематики до международных и церковно-политических отношений, сообщает Синодальный информационный отдел .

Мероприятие прошло по благословению ректора Санкт-Петербургской Духовной Академии архиепископа Амвросия. Встреча вызвала у целевой аудитории неподдельный интерес: Актовый зал Академии не смог вместить всех желающих, а само мероприятие продлилось на час больше запланированного времени.

Участие в разговоре приняли студенты вузов Санкт-Петербурга, курсанты Военно-медицинской Академии им. Фрунзе, учащиеся всех отделений Санкт-Петербургской Духовной Академии, духовенство из клириков и гостей Санкт-Петербургской епархии, жители Санкт-Петербурга, представители СМИ. Почетным гостем встречи стал журналист и автор программы «Нужное подчеркнуть» телеканала Санкт-Петербург Валерий Татаров.

Встречу открыл ректор Духовной Академии архиепископ Амвросий, представив гостей Северной столицы — создателей и участников популярного социально-просветительского проекта «Разговор на ты»: протоиерея Павла Великанова, доцента Московской духовной академии, Главного редактора портала Богослов.RU, председателя Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ Московского Патриархата главного редактора журнала «Фома» Владимира Романовича Легойду и руководителя проекта диакона Анатолия Колота.

Протоиерей Павел и Владимир Легойда рассказали о проекте, после чего аудитории был представлен один из короткометражных фильмов, посвященный проблеме эгоизма и раскрывающий подлинный смысл евангельских слов «Возлюби ближнего своего как самого себя» (Мф. 22:39).

«Разговор на ты» — это создание и широкое благотворительное распространение профессионального видео-контента современного формата, представляющего цикл короткометражных передач, в которых происходит живой, неформальный разговор светского человека со священнослужителем — «разговор на ты», затрагивающий наиболее острые социальные вопросы, интересующие широкие слои общества.

В контексте рассмотрения этих вопросов выбранный формат позволяет ненавязчивое продвижение традиционных духовных ценностей при отсутствии морализаторства или менторского тона. Вторая часть проекта предполагает проведение лекционной работы в городах Федерального значения России — продолжение «Разговора на ты» с героем передачи, только в живом формате.

После презентации фильма протоиерей Павел и Владимир Легойда отвечали на вопросы участников встречи. Были затронуты самые широкие темы: от вопросов духовно-нравственных ценностей, семьи и брака, духовной жизни до проблем, связанных с информационной перенасыщенностью жизни современного человека.

Не обошлось без обсуждения встречи Патриарха Московского и всея Руси Кирилла с Папой Римским Франциском. Владимир Романович, комментируя это историческое событие, особо подчеркнул, что на встрече не затрагивались никакие вопросы, связанные с вероучением. Главная цель — привлечь внимание широкой общественности и политических лидеров к проблеме гонений на христиан по всему миру, а также подчеркнуть сотрудничество в деле сохранения и распространения традиционных ценностей.

Много внимания участники встречи уделили вопросам личной религиозности человека, в частности его отношениям с Богом. Протоиерей Павел подчеркнул, что эти отношения начинаются с момента встречи с Богом, как с Личностью, и строятся на вере, которая не должна основываться лишь на эмоциях и переживаниях, но должна осознаваться как риск в выборе пути, которому человек намеревается следовать до самого конца во что бы то ни стало.

В вопросах семьи и брака протоиерей Павел обратил внимание слушателей на то что они должны основываться на решительном отказе обеих сторон от собственного эгоизма. Семейная жизнь — очень нелегкое дело, требующее самоотдачи и жертвенности. В этом случае заранее обречены на неудачу те, кто стремятся получить от брака только удовлетворение своего желания личного счастья.

На встрече были обсуждены и многие другие вопросы. Восторженные аплодисменты аудитории вызвал вопрос, заданный маленьким гостем встречи по актуальной для детства проблеме: о чем взрослые могут говорить детям, а о чем нет.

Представляешь, вчера вечером - звонок в дверь. Смотрю - какой-то молодой человек. На бандита не похож. Открываю. Он улыбается во весь рот, и говорит: «А вы знаете, что вас любит Бог?!» Оказалось, из какой-то американской секты, литературу разносит, зазывает на собрания. Всё очень мило, с улыбкой, с упреждением, ласково так, обходительно, в галстучке такой. Только на что он рассчитывал? что я в истерике упаду на пол, начну биться и кричать: «О, мой Бог, Ты меня любишь! О! Я изнемогаю! О! Я не знал об этом! Спасибо!!!» Чудаки, ей-Богу! Их бы к нашей бабе Дусе, которая в храме убирается, она их пластмассовую улыбочку вмиг бы стерла. Эта бабка-то церемониться не любит, и тряпкой огреть может... Никогда не забуду, как я с ней познакомился. Тогда мне еще всё равно было - что Христос, что Будда, что Магомет, всё одно: религиозных философов начитался, и смотрел свысока на попов и верующих старух. Как сейчас помню: иду после Университета, сессию только что сдал, душа поёт, дай, думаю, в храм зайду. Служба давно кончилась, веревка висит: «Храм закрыт на уборку». Смотрю - бабка старая, такая классическая, морщинистая, вся скукоженная, пол моет. И в храме никого больше нет. А ну-ка, бабуся, сейчас с тобой филолог побеседует на предмет твоей веры!

Бабушка, а можно вас?
- Что, не видишь, храм закрыт! Пол пятого приходи, откроют!
- Да я, собственно, только спросить хотел...
- Вот тогда и спросишь.
- А вот если вам сейчас за Христа смерть пришлось принять, а?

И тут вдруг эта старая карга резко выпрямляется, швыряет тряпку на пол - и буквально выкрикивает:
- Да с радостью!..

Когда она поняла, что я над ней просто прикалываюсь, она заплакала. Стыдно мне стало, впервые стало так стыдно, казалось, будто со всех сторон меня обступили осуждающие лики святых: храм стал таким огромным, и я просто не знал, куда деться. Словно родной матери в лицо плюнул. Тогда-то я и понял, что любовь разная бывает. И в этой, вроде бы совершенно никчемной старухе, в сердце была такая готовность куда угодно идти за Христом, что ничего не было жалко - даже самой жизни. Ей уже всё равно, что о ней думают - что она резкая, даже грубая, неразговорчивая, - ей лишь бы чистую совесть перед Богом иметь.

Конечно, сейчас о такой любви даже и речи не идет. Помнится, Саша Черный издевался:

Любовь должна быть счастливой -
Это право любви.
Любовь должна быть красивой -
Это мудрость любви.
Где ты видел такую любовь?
У господ писарей генерального штаба?
На эстраде, где бритый тенор,
Прижимая к манишке перчатку,
Взбивает сладкие сливки
Из любви, соловья и луны?

Что сегодня считают любовью? В лучшем случае глубокое чувство, которое охватывает человека, своего рода эмоциональный подъем, или всплеск. Но чувства - ах, как же они обманчивы и непостоянны! И если великое, грандиозное здание любви строить только на чувствах - то же, что строить на песке. Ведь всё равно придет непогода, да и чувства меняются, их невозможно законсервировать - и смотришь с болью, как то здесь, то там дают крен, ломаются судьбы и рушится любовь, казавшаяся крепкой, как камень. Ведь даже ученики Христа, искренне Ему преданные, не выдержали, когда увидели Его умирающим на Кресте! Человеческое, всё это слишком человеческое непостоянство. Мало кто задумывается над тем, как возделывается почва для любви. Думают, что она должна с неба свалиться, просто так, приветом от деда Мороза, без всякого труда сделать счастливым. Словно наркотик - укололся - и счастлив. Правда, ненадолго. И цена расплаты несоизмеримо высока: за краткие минуты кайфа жизнью платить придется. Так и получается сплошь и рядом - поигрались любовью, потешились, разбежались. Только душа вся в ожогах да шрамах от этих игр - с огнем ведь играют...

Раньше-то это знали, и неспроста считалась телесная и душевная чистота главным залогом счастья. Ведь землю души надо с младенчества возделывать, выпалывать сорняки страстей, убирать камни грехов, удобрять делами, чтобы было, куда проростать семенам любви. Ведь любовь - не чувство, а само состояние души: в ком живет любовь, тот всё по любви делать будет, и своим, и чужим. А то завалят душу всяким хламом забот и претензий друг ко другу, и удивляются: куда это любовь ушла? Приветливость стала лицемерием, ум превратился в лукавство, справедливость стала жестокостью, а власть оказалась насилием. Да была ли она вообще, эта загадочная и неуловимая любовь?

Да, непопулярны сегодня слова Христовы: «Я завещаю вам любить друг друга, как Я вас возлюбил: через Крест, через смерть, через схождение в самый ад человеческого греха - не останавливаясь ни перед чем, не смущаясь никакой человеческой грязью, подлостью и обманом - не ища ничего своего, никакой выгоды или корысти, отдавая всё, что у тебя есть, даже саму жизнь - лишь бы найти того, кто ждет Меня, ждет Моей руки помощи среди безумия зла и торжества греха». Разве стали мы счастливее, презрев любовь Христову и мучительно тужась родить своё, земное, безбожное счастье?

И вдоволь будет странствий и скитаний
Страна Любви - великая страна
И с рыцарей своих для испытаний
Все строже станет спрашивать она.

__________________________________________
В.Высоцкий

19 февраля в Санкт-Петербургской духовной академии прошла презентация цикла передач «Разговор на ты».

Священники, семинаристы, курсанты, посетители богословских курсов, журналисты, другие приглашенные заполнили актовый зал духовной академии "под завязку" задолго до начала встречи. Разовор на ты начал о. Павел - настоятель Пятницкого подворья Троице-Сергиевой лавры в Сергиевом Посаде, председатель Научно-методического совета МДА, а также - главный редактор и идейный вдохновитель портала Bogoslov.ru. "Расшевелив" аудиторию, он передал слово профессору кафедры мировой литературы и культуры МГИМО Владимиру Легойде, хорошо известному, как главный редактор журнала «Фома», а в последнее время все больше и как председатель Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ Московского Патриархата. После вступительной части были показаны фрагменты передач из цикла "Разговор на ты". Затем начались вопросы из зала, касавшиеся огромного количества тем, волнующих верующих людей. Усталые, но двольные, гости разошлись, превысив временной регламент не меньше, чем на час.

Константин Дудник

Передачи цикла «Разговор на ты» построены в виде диалога между священником Русской Православной Церкви и мирянином, в котором затрагиваются актуальные вопросы нашего времени и высказываются интересные житейские, а порой и глубокие ответы на поставленные вопросы. В диалоге участвуют протоиерей Павел Великанов и мирянин Владимир Легойда.

В этих передачах озвучиваются такие проблемы, как проявление эгоизма, зависимость людей от различной техники и все более нарастающий культ потребления. С этими проблемами большинство людей сталкиваются в повседневной жизни, но зачастую не имеют четкой собственной позиции по отношению к ним.

Поэтому для большинства как людей светских, так и xристиан, будет полезен доступный и понятный взгляд Церкви на эти и другие вопросы нашего общества на сегодняшний день.

Тем, кого заинтересовал данный цикл передач, предлагаю его к просмотру.

Эгоизм: http://www.bogoslov.ru/text/4795105.html
Вера в прогресс: http://www.bogoslov.ru/text/4862811.html
Техномания: http://www.bogoslov.ru/text/4796192.html
Культ потребления: http://www.bogoslov.ru/text/4804470.html
Пожиратели времени: http://www.bogoslov.ru/text/4818899.html
Отношения полов: http://www.bogoslov.ru/text/4843320.html
Ритуал в современном мире: http://www.bogoslov.ru/text/4855925.html

Таисия Фирсова

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Журналист Ольга Андреева. Протоиерей Павел Великанов
Открытый разговор журналиста и священника

Предисловие

Предложение от издательства «Никея» взяться за книгу бесед с отцом Павлом Великановым настигло меня, как звук пожарной сирены – неожиданно и настойчиво напоминая: у тебя тоже есть дом и он тоже может сгореть. Конечно, я согласилась. Я всегда принадлежала к числу того аморфного в религиозном отношении большинства, которое, не сомневаясь в Божественном бытии, сомневается в необходимости воцерковления. Вопросы веры всегда оставались для меня смутно и не до конца оформленными. Есть некая высшая форма добра и справделивости, есть христианская культура, есть красота, чей смысл проникнут Божественным присутствием, но все это всегда было личным, интимным, теплым, сопротивляющимся любому обобществлению. На другом полюсе этого личного тепла стояла Церковь – институт внутри социума, странный, противоречивый, наполненный людьми, чьи глаза горят тусклым огнем фанатизма. Разговор с человеком, всецело принадлежащим как раз второй части религиозной загадки, был вызовом. Как журналист-репортажник я много ездила по стране. Я видела народ, находящийся в двусмысленном положении голодного, который не верит, что вот эти яблоки в церковном саду можно есть. Я видела вдохновленную православием интеллигенцию, живущую в непрерывном подвиге духа. Видела батюшек, которые все ответы знали заранее и предпочитали отвечать еще до того, как задан вопрос. И я не могу сказать, что весь этот опыт приводил меня именно в Церковь. К Богу – да. Но не в Церковь. Потому что единственное, что я, как человек светский, сочла бы убедительным для себя, – это вера как форма жизни, простая и естественная, как дыхание. Я капризничала и топала ножкой: хочу такую Церковь, которая будет нам всем по размеру, по климату, по душе. Теплая, пушистая, ласковая. Но такой церкви не было. А Бог, требующий постоянного усилия, неотвратимо превращал любую попытку диалога в скорбное молчание.

В результате духовный опыт светского человека превращался в одинокий и отчаянный подвиг разведчика на территории, где под любым кустом могла быть спрятана мина, а любой друг мог оказаться предателем. Спросить было не у кого. Возможно, я плохо пыталась, но Церковь всегда производила на меня впечатление организации, которая мало общалась с людьми по ту сторону храмовых стен. Человеческих разговоров, имеющих в виду не просвещение темных, не спор и не взаимную конкуренцию интеллектов, а простой обмен вопросами и ответами, вокруг как-то не происходило. Не было такой традиции и не было таких намерений, причем с обеих сторон. Светские вопросы оставались без ответа, а проповедь обращалась к своим, тем, кто уже внутри храма. Тем, кто снаружи, оставалось, как мне, читать Библию и книги по философии и селф-психологии.

В свою первую поездку в Сергиев Посад я отправилась с внутренним трепетом и всеми возможными подозрениями. Я боялась увидеть заранее отформатированное сознание, которое знает ответы на все вопросы. Я боялась деклараций и той монополии на истину, которая так от истины отвращает. Человек, которого я увидела, не страдал ни тем, ни другим. Он был живой. То есть не знал ответов на вопросы, а сам честно искал их. Наш диалог строился и развивался не всегда предсказуемо. Я обнаруживала странное несовпадение интересов. То, что казалось непомерно важным мне, человеку из мира, казалось простым и давно решенным отцу Павлу, человеку из Церкви. То, что казалось мне простым и очевидным, казалось загадочным отцу Павлу. Немного приглядевшись и прислушавшись, я поняла одну важную вещь. Мы оба располагали совершенно разными технологиями извлечения смысла из феноменов реальности. Мы вообще по-разному видели эту реальность. Для меня эта реальность была реальностью – окончательной и бесповоротной, больной, а потому нуждающейся в сильнодействующих лекарствах, сострадании и обезболивании. Для отца Павла реальность была не объективна и не конечна. Она находилась в пути, в бесконечном движении в сторону изменения собственных базовых онтологических оснований. Церковь в этом движении играла роль не врача, а штурмана, главного держателя курса, хранителя карт, астролябий и компасов.

Мы не спорили с отцом Павлом. Мы просто говорили о своем опыте и сообщали друг другу выводы из наблюдений. Я смею надеяться, что обе стороны были предельно искренни в своих вопросах и ответах. Более того, я смею надеяться, что мы не сказали ничего такого, что могло бы претендовать на истину в конечной инстанции. Мы никого не научили жить и никому не выдали карту личного жизненного маршрута. Я очень надеюсь, что этого не произошло. Мы сделали другое. Наш разговор демонстрирует опыт размышления об истине, ее поиска и возможности личных открытий на этом пути. Мне кажется, мы наглядно доказали, что разговор мира и Церкви возможен и необходим. Что если оба участника этого разговора готовы услышать друг друга, результат будет достигнут, даже если он окажется совсем не таким, каким вы его планировали. Потому что, как известно, правда – это всего лишь то, что ты в нее вкладываешь. Не более, но и не менее того.

Ольга Андреева,

журнал «Русский репортер»

Начало. Две старушки

Ольга Андреева. Люди приходят к вере такими разными путями, что иногда кажется – никаких рецептов нет. Любая дорога ведет в Рим или наоборот – ни одна дорога туда не ведет. Можно ли начать с вашего личного опыта поиска веры? Откуда и как появилась ваша вера?

Протоиерей Павел Великанов. Это долгий рассказ.

Ольга Андреева. Отлично! Мне кажется, у меня есть шанс услышать интересную историю. У вас умные глаза, люди с такими глазами часто уходят в буддизм или индуизм, например. А вас почему-то туда не занесло…

Протоиерей Павел Великанов. Носило.

Ольга Андреева. Расскажите!

Протоиерей Павел Великанов. Наверно, надо начать с родителей. Любой человек всегда является заложником той среды, в которой он родился, в которой он воспитывался. Он является заложником и тех ценностей, которые ему прививались с детства. Речь идет прежде всего о тех ценностях, которые прививались даже не словами, а образом жизни и делами.

История моей семьи во многом типична для русских людей двадцатого века. Семья формировалась на границах глубинных социальных и мировоззренческих разломов, как и многие семьи наших соотечественников. Например, родители моей мамы. С одной стороны – красногвардейцы-большевики, с другой стороны – офицеры царской армии. Мои предки по линии отца были зажиточными крестьянами, которых раскулачили и отправили в ссылку, в Казахстан. Мой дед по линии отца оказался в Карлаге1
Карлаг (Карагандинский исправительно-трудовой лагерь) – один из крупнейших лагерей в 1930–1959 годах в системе ГУЛАГа НКВД СССР.

И соответственно жизнь его сына, то есть моего отца, была связана с проблемой физического выживания в этих нечеловеческих условиях.

Ольга Андреева. Ваш отец родился в Карлаге?

Протоиерей Павел Великанов. Нет, он родился на хуторе Шакино, в Кумылженском районе, на Дону. Он из рода донских казаков. Но еще во младенчестве он был лишен абсолютно всего. Но не будем эту тему развивать, потому что это нас уведет в сторону.

Я хочу сказать о другом. О Боге, о религии я в своей семье никогда не слышал ни слова. Но почему я не слышал ни слова? Все это тоже было очень непросто. Мать об этом ничего не говорила, потому что выросла в советской среде, была воспитана в культурной интеллигентной семье, где говорить о Божественном было не принято, получила высшее образование. Ее мама, то есть моя бабушка, была врачом; дедушка был военным инженером. И все то, что было связано с религией, с церковностью и вообще с темой Бога, – все это не предполагалось в лексиконе обычного номенклатурного советского работника.

При этом никто из моих родственников никогда не состоял в коммунистической партии. Это тоже особенность семьи. Они принципиально не состояли в партии, но и тему Бога не затрагивали. Наша семья жила совершенно нормальной, обычной советской жизнью, из которой по определению должно было быть изъято все, что связано с идеологически несоветскими вопросами. Прежде всего – все связанное с религиозностью. Отец никогда не говорил о религии. Даже если спонтанно в обычном разговоре возникали какие-то вопросы, он либо отмалчивался, либо говорил: «Когда вырастешь, сам все поймешь». И на этом ставилась большая жирная точка, разговор дальше никогда не заходил.

Впрочем, сказать, что о Церкви вообще не было никакого представления, тоже нельзя. В моем детстве было два примера религиозности – две пожилые женщины… Они были носителями той самой церковности, религиозности, к которой в нашей семье относились, скажем так, несколько покровительственно-свысока. Одна из них была моя тетка, старшая сестра моего отца, а вторая – соседка по лестничной площадке, совершенно неграмотная бабулька. Именно в отношении нее, этой неграмотной бабульки, наверное, можно сказать, что это был мой первый опыт прикосновения к религиозности. Неосознанный, но глубинный опыт. Вообще у меня такое ощущение, знаете, совершенно иррациональное, что в конечном счете я оказался в лоне Православной Церкви, стал священником именно благодаря вот этой бабушке, которую все звали Андреевна. По документам – Клавдия Андреевна, но окружающие даже по имени-то ее не называли, понимаете?! И вот мне кажется, что она меня просто вымолила.

Мы довольно много с ней общались, я ей читал какие-то книжки. Она ведь даже не умела читать, была безграмотной, но при этом церковной. Дома у нее были иконы, она знала какие-то молитвы и всегда молилась, постилась, иногда ходила в храм, была глубоко воцерковленной женщиной. Я помню, что у нее был сын, может, еще были дети. И все они, конечно, были простыми советскими людьми и абсолютно нецерковными. Но, вспоминая о ней как о человеке, с которым я проводил дни своего детства, я могу сказать, что в этой женщине была внутренняя установка, выводящая за пределы этой жизни. Ее основные ценности находились за пределами этого временного бытия. Это ощущалось не на уровне слов, да она ничего такого и не говорила. Просто по ней было видно, что она живет предвкушением другой жизни… И поэтому ей, в общем-то, не важно, как здесь жить: в комфорте, не в комфорте, что есть, что пить, во что одеться. То есть тема «качества жизни», о которой мы столь много заботимся сегодня, для нее просто не существовала. Более того, мне кажется, что ей было бы даже лучше, спокойнее существовать в каком-то дискомфорте, в условиях нехватки чего-то жизненно важного. Ее комната была очень аскетична, не было никакого «хламовника», который характерен для многих пожилых, живших в бедности и поэтому бережно относившихся к любой, даже ненужной, вещи. Для нее аскетизм был неким путем, неким способом реализации заповеди Божией и условием ее спасения.

Вот у Виктора Франкла 2
Виктор Эмиль Франкл (нем. Viktor Emil Frankl; 1905–1997) – австрийский психиатр, психолог и невролог, создатель логотерапии – метода экзистенциального психоанализа; бывший узник нацистского концентрационного лагеря.

Есть такие замечательные слова: «Если человек знает, зачем жить, он может вынести почти любое как». Эта мысль очень хорошо отражает то, что осознанно или неосознанно присутствовало в моей Андреевне. Она как раз и была именно таким человеком, который знал, зачем жить. И это при том, что она находилась в советской, крайне агрессивной, совершенно антирелигиозной среде! Она была маргиналом, изгоем, она была никем – просто жалкой старухой Андреевной. Которая просто живет рядом, у которой даже имени нет, и никому не интересно – что она, где она, как там она. Но при этом она в конце концов оказалась сильнее… Как бы это сказать? Да, она оказалась сильнее – вот эта самая безликая Андреевна! Ведь я даже ее лица не помню. Не помню ее лица! Просто совершенно не помню. Ну, что-то смутное вспоминается – сухонькая бабулька. Она даже приготовить что-нибудь вкусненькое, что дети обычно любят, не умела. Она просто приходила, сидела со мной, особо и не разговаривала, потом слушала, что я ей читал. Я даже не помню, о чем мы могли разговаривать. Все это было давно, еще до школы. Но что-то от нее исходило такое, чего не было больше ни в ком. При всей внешней никчемности в ней не чувствовалось внутреннего дискомфорта, надрыва, несчастья. Она просто жила той жизнью, которая ей была дана!

А другая женщина, тетка моя, тетя Нюра, была совершенно иной. У тети было полное имя, четко обозначенное место в жизни. Она была простой русской женщиной, у которой не было детей, хотя она когда-то была замужем, но замуж она вышла уже в пожилом возрасте, я так понимаю, поэтому и детей у нее не было. Мы видели, что она была самым близким и дорогим человеком для моего отца, и это при том, что у нее был крайне сложный характер донской казачки. Она была очень сильной. Такая, знаете, сильная русская баба, которая может и треснуть, когда надо, и пойти наперекор всему. И жить десятилетиями в полном одиночестве, содержать хозяйство, возделывать огород, ремонтировать дом. И в то же самое время она явно была очень религиозным человеком.

Ее религиозность была иной, совсем не такой, как у Андреевны. Она очень редко ходила в храм – ну, может, на Пасху, на Рождество, на Крещение. И, видимо, ее такой ритм вполне устраивал, иного было не нужно, и никакого греха тут она не видела. Я бы сказал, что это была такая природная религиозность, окрашенная в церковные тона, но как бы недовоцерковленная. Это были какие-то остатки того религиозного уклада жизни, который некогда обязательно присутствовал у большинства жителей России, но внутри он уже был сильно разрушен и изъеден содержательно. То есть это то самое состояние, о котором однажды очень хорошо сказал святитель Игнатий Брянчанинов. Он сказал, что наше монашество подобно огромному многовековому дубу, который производит впечатление мощи, устойчивости и незыблемости, но изнутри насквозь прогнил, и достаточно несильного урагана для того, чтобы все это огромное дерево упало и развалилось на куски. Это было сказано еще в середине девятнадцатого века, когда, казалось бы, еще ничто не предвещало разгула атеизма!

Вот мне кажется, что религиозность тети Нюры как раз и была одним из кусков этого развалившегося дерева, который, тем не менее, все еще сохранял некую идентичность. По нему еще можно представить, к какому виду дерева относился этот кусок коры или ствола, но, конечно, он был не более чем куском.

Потом, когда я уже стал более или менее воцерковленным человеком, для тети Нюры было огромным счастьем, что я решил пойти по такому пути. Хотя она и в храм-то ходила крайне редко! Я не помню, чтобы она читала Евангелие, хотя Евангелие у нее было. Я не помню, чтобы она регулярно молилась, хотя иконы у нее везде висели. У нее был крестик, все внешние атрибуты веры, но она не особо часто использовала их. Вера была внутренняя, вера в ее понимании существовала как старый уклад, как общее положение вещей, форма жизни. И странным образом это принималось и уважалось даже в нашей советской семье.

Кстати, хочу сказать, что никто из нас – а нас у мамы было двое, – никто из нас не был крещен. Меня крестили только в семнадцать лет.

Ольга Андреева. Ни Андреевна, ни тетя Нюра не привели вас непосредственно в храм?

Протоиерей Павел Великанов. Нет-нет! Обе эти женщины существовали сами по себе, безо всякой прямой связи с храмом, Церковью как таковой. Я не могу сказать, что мы относились к ним как к необразованным глупым бесполезным старухам. Совсем нет. Мы были готовы не то что простить их поведение, не вписанное в официальную культуру, но как бы признать за привычками этих женщин право на существование. Ну, мало ли всяких людей в мире, вот есть и такие в том числе. Но когда на Пасху мы приезжали в гости к тетке и она давала нам освященного кулича, видно было, что к нему относились с каким-то особым благоговением. Его вкушали в первую очередь, а потом уже ели все остальное. То есть обе эти женщины давали возможность пережить прикосновение к чему-то священному…

Ольга Андреева. Скорее к традиции, укладу, нежели к религии как таковой?

Протоиерей Павел Великанов. Да, да! Это действительно был традиционный уклад, в котором чувствовалось присутствие тысячелетнего опыта, но с каким-то новым измерением все-таки. Других касаний священного, религиозного у меня просто не было. Не было ни в литературе, ни в искусстве. Ничего такого не было. Материальная плоскость, и только.

Немножко вечности

Ольга Андреева. Вы говорили в начале нашей беседы, что любой человек является заложником той среды, в которой он воспитывался. Если вокруг ничего не менялось, то как вам открылось новое измерение жизни?

Протоиерей Павел Великанов. Я сейчас говорю с вами и пытаюсь анализировать, откуда все пошло.

Мой отец окончил фельдшерскую школу в 1942 году и поступил в медицинский институт в Алма-Ате. В январе 1943 года был призван в ряды Красной армии и направлен на Дальний Восток, участвовал в боях. Вернулся из армии только в 1946 году. Защитил диссертацию. Его сестра, та самая баба Нюра, жила в Пятигорске, и он решил перебраться поближе к ней, чтобы уже окончательно обосноваться и жить.

Я родился в Алма-Ате, но всю жизнь, до поступления в семинарию, прожил в Кисловодске. Северный Кавказ – это, конечно, место уникальное, там сосредоточены совершенно разные и культурные, и религиозные, и национальные традиции. Достаточно устойчивая художественно-музыкально-поэтически-литературная богема выступала культурным буфером между местным населением и огромным потоком туристов. В Кисловодске, например, всегда был свой хороший симфонический оркестр. Каждую субботу мама водила меня на концерт; я сейчас вожу своих детей на службу, а меня водили на концерты. Мне это нравилось, хотя я не скажу, что в то время был большим поклонником симфонической музыки; но, с другой стороны, а чего не пойти? Мама водила и на театральные представления, балеты, оперы, оперетты – в общем, все по полной программе. Из-за достаточно высокого положения моего отца в городе она была вхожа в круг этой местной творческой интеллигенции, и где-то там рядышком я, естественно, тоже притирался.

Еще один важный момент – я учился в самой лучшей, образцово-показательной школе Кисловодска, с углубленным изучением английского языка, в которой преподавала моя мама. Она закончила химический факультет Казахского университета в Алма-Ате. Как и отец, защитила кандидатскую диссертацию. Но поскольку в Кисловодске работы по ее профилю не было, она пошла работать в школу учителем. Преподавала химию. Это тоже накладывало определенный отпечаток на мою жизнь. Непросто ребенку учиться в школе, когда его мама там учитель. Вот…

Ольга Андреева. А вы были отличником? Лучшим учеником?

Протоиерей Павел Великанов. Я был не то чтобы лучший среди лучших в школе; я был среди лучших учеников в своем классе. И закончил школу с медалью. С серебряной, правда. Получил четверки по русскому и по литературе. И вот однажды мы отправились в поездку в другую образцово-показательную школу, в Ульяновске, – в то время еще практиковались такие турне с несколькими лучшими учениками. Эта школа имени Ленина была какая-то просто супершкола, с бассейном, зимним садом, компьютерным классом и так далее, что в советское время, вы понимаете, было просто фантастикой. Такая «школа мечты» была. Нас поселили в какой-то вполне приличной гостинице. И вот как-то вечером мы с одноклассниками собрались в чьем-то номере, сидели, разговаривали, и в разговоре вдруг возникла тема вечности и бесконечности.

Ольга Андреева. Это какой класс был?

Протоиерей Павел Великанов. Наверное, восьмой или девятый. Не могу вспомнить, почему вдруг возникла эта тема. Я думаю, что это был такой первый контакт с вечностью, которая входит в твою жизнь и вдруг заставляет задумываться над теми вопросами, над которыми ты никогда не задумывался. В чем заключалась проблема? В том, что, оказывается, есть такие понятия, которые приводят к внутреннему диссонансу, понятия, которые ты не можешь вместить. И это рождало очень странное ощущение. То есть мы знаем, что есть вечность, есть бесконечность, но вместить их в свое сознание никто из нас не может. Мы понимаем, что это есть, но оно не вмещается. При том что все остальное я могу понять более или менее, а вот это не могу – ну никак.

Мы были детьми, воспитанными в рамках жесткого, даже навязчивого диалектического материализма. У нас на каждом уроке физики, химии, вообще на всех предметах – это было особенностью нашей школы – все явления трактовались с позиций диалектического материализма. Везде были стенды с соответствующей наглядной агитацией. То есть у нас была очень сильно идеологически заряженная школа. И вдруг ты понимаешь, что эта, казалось бы, стройная картина мира дает не то чтобы трещину в фундаменте… Ты понимаешь, что есть какая-то глубинная трещина, которая просто сверху прикрыта, но ты пальцем ткнул, а там вообще ничего нет.

Уже вернувшись из этой поездки, я задал вопрос преподавателю философского кружка: что такое бесконечность? И меня тогда очень удивил ответ. Преподаватель сказал примерно так: «Да, есть вопросы, на которые ответа нет. Зачем вообще над ними задумываться?» И вот это у меня отложилось, застряло в сознании. Я тогда четко понял, что да, действительно есть некое измерение жизни, которое не укладывается в стройную схему советского диалектического материализма.

Было и второе недоумение у меня, связанное с вопросом, который кто-то задал нашей преподавательнице по истории: «А есть ли у нас в городе церковь?» Она тогда ответила: «Да, есть, можете туда сходить в любой день. Только на Пасху не ходите туда. Не надо на Пасху ходить». И мы так удивились! Подождите! Стоп! Если Бога нет, если все это пустое, предрассудки, переживания необразованных глупых бабушек, почему в Пасху-то нельзя приходить? Какая разница? Тут она засмущалась каким-то совершенно непонятным для нас образом: «Ну, я вас прошу, не надо на Пасху туда ходить». А для молодого человека все подобные запреты лишь еще больше будоражили интерес и вызывали новые вопросы.

Ольга Андреева. Это какие были годы?

Протоиерей Павел Великанов. Это школа, все еще школа… Я закончил ее в восемьдесят восьмом году. Ну вот, считайте, что это восемьдесят пятый, может, восемьдесят шестой.