Упрощенное и ценностно-ориентированное представление о политических объектах. Литературно-критическая деятельность К

Диссертация

Виноградов, Андрей Александрович

Ученая cтепень:

Кандидат филологических наук

Место защиты диссертации:

Кострома

Код cпециальности ВАК:

Специальность:

Русская литература

Количество cтраниц:

Глава 1. Особенности литературно-критического метода К.Н.Леонтьева.

§ 1 Эстетика искусства.

§ 2 Эстетика жизни.

§ 3 Исповедь эстетического содержания.

Глава 2. Онтопоэтика К.Н.Леонтьева.

§ 1 Эстетическая теория.

§ 2 Художественная практика.

Введение диссертации (часть автореферата) На тему "К.Н. Леонтьев: литературно-критическая позиция"

Посмертная слава - явление характерное для русской культуры. Россия не любит пророков и зачастую внимает им только в годы больших перемен и общественных потрясений. Так произошло с К.Н.Леонтьевым (1831-1891). Несмотря на то, что создатель ряда рассказов и повестей о восточных нравах ставил себя как писатель выше И.С.Тургенева и Ф.М.Достоевского, он не получил и десятой доли их прижизненной славы. «Я думаю, - говорил К.Н.Леонтьев в конце жизни, - что когда-нибудь на мои мысли обратят внимание. А то, что всю жизнь я прошел так мало замеченным, на то была Божья воля» . Автор оказался прав: в 1912-1913 годах выходит 12-ти томное собрание его сочинений (вышло 9 томов), появляется сборник статей «Памяти К.Н.Леонтьева» («Литературный сборник », 1911)1, монография Б.А.Грифцова «Судьба К.Н.Леонтьева» («Русская мысль », 1913), освещающая все творчество мыслителя, исследование В.В.Розанова «К.Леонтьев об Аполлоне Григорьеве» («Новое время », 1915), в котором дается характеристика взаимоотношений К.Н.Леонтьева и Н.Н.Страхова, работа А.К.Закржевского «Одинокий мыслитель » (Киев,1916), где уделяется особое внимание ранним критическим исследованиям Леонтьева и ряд других2.

После Октябрьской революции внимание к творчеству мыслителя в России значительно ослабело, что объясняется, в первую очередь, его религиозно-философскими взглядами. Но за рубежом, особенно в кругах русской эмиграции, интерес к К.Н.Леонтьеву по-прежнему высок: печатается монография Н.АБердяева «Константин Леонтьев (Очерк из истории русской религиозной

1 В сборнике представлены, в основном, статьи библиографического плана, имеющие целью воскрешение имени К.Н.Леонтьсва, а потому лишенные глубокого исследовательского начала.

2 Отметим, что большинство работ публиковалось на страницах газет и журналов, имело разобщенный, в смысле понимания целостной концепции Леонтьева-критика, характер. Единственная диссертация, имеющая довольно одностороннюю критику философских взглядов Леонтьева, была написана священником К.МАгсевым «Христианство и его отношение к благоустроению земной жизни. Опыт критического изучения и богословской оценки раскрытого К.Н.Леонтьевым понимания христианства» (Киев, 1909). мысли)» (Париж, 1926)1, работа священника К.Зайцева «Любовь и страх (Памял ти Константина Леонтьева) » (Шанхай, 1948), монография Ю.П.Иваска «Константин Леонтьев. Жизнь и творчество» (Берн, Франкфурт-на-Майне, 1963)3. Лишь со второй половины столетия на родине «непризнанного пророка » (Л.А.Тихомиров) начинают появляться редкие исследования литературно-критического плана (П.П.Гайденко, Н.А.Рабкина)4. Здесь следует особо отметить вклад С.Г.Бочарова в раскрытие критических взглядов Леонтьева. В его статье «"Эстетическое охранение" в литературной критике (Леонтьев о русской литературе)» («Контекст-1977», 1978) впервые предпринята попытка рассмотреть литературно-критическое творчество Леонтьева в его становлении и развитии5.

Настоящее воскрешение леонтьевских идей происходит в конце 1980-х годов, в период реставрации культурных ценностей. В 1988-1989 году в журнале «Вопросы литературы » С.Г.Бочаров печатает статью К.Н.Леонтьева «Анализ, стиль и веяние », в издательстве Российского Христианского гуманитарного института появляется антология статей «К.Н.Леонтьев: pro et contra» (Санкт-Петербург, 1995). В последние годы широко публикуются философские произведения мыслителя, в издательстве «Владимир Даль » выходит 12-ти томное собрание его сочинений (к 2005 году вышло 7 томов), в Интернете открылся от

1 Основной упор Н. А.Бердяев делает на философские взгляды мыслителя. Под этим углом зрения рассматриваются и литературно-критические работы Леонтьева.

2 Исследователь называет религиозные идеи Леонтьева православными, основанными на учениях отцов церкви, чем оправдывает критику мыслителем философских взглядов Ф.М.Достоевского и Вл. Соловьева,

3 Самая обстоятельная работа по творчеству Леонтьева на сегодняшний день, В монографии дается обзор литературно-критических статей Леонтьева, но отсутствует их объективный анализ.

ШХГайденко в статье «Наперекор историческому процессу » («Вопросы литературьр>, 1974) пытается дать полную картину литературно-критического творчества Леонтьева. Она выделяет две темы леонтьевской критики: эстетическую и религиозную (византийское христианство). «Леонтьев как литературный критик, - пишет Гайденко, - обнаруживает мировоззренческую предпосылку своего анализа: полное и безоговорочное отбрасывание им отрицания оказывается. отбрасыванием нравственной точки зрения на действительность». Но с нравственной стороны исследователь приближает Леонтьева к Ш.Бодлеру.

Н. А.Рабкина в небольшой статье «Антигерой Достоевского и штрихи реальной истории» («Известия ОЛЯ », 1984) анализирует отношения Леонтьева и Достоевского . Позже, в 90-х годах, исследователь представит еще несколько работ, посвященных творчеству критика: «Литературные уроки (Леонтьев и Тургенев - история взаимоотношений)» («Вопросы литературы », 1991), «Византизм КЛеонтьева » («История СССР », 1991).

5 С.Г.Бочаров утверждает основным критерием критической оценки Леонтьева эстетическое охранение. В связи с этим ученый упоминает о взаимоотношениях Леонтьева и АаГригорьева (1860-е годы). В этом аспекте рассматриваются некоторые элементы «Анализа, стиля и веяния ». С.Г.Бочаров определяет позицию Леонтьева как «противостояние фатализму ». Далее предлагается характеристика ряда критических положений Леонтьева в его статьях 1880-х годов. В статье «Эстетический трактат КЛеонтьева » («Вопросы литературы », 1988) С.Г.Бочаров говорит о значении леонтьевской критики для общего литературоведения в области теоретических законов поэтики и психологических аспектов эстетики, утверждая актуальность изучения проблемы. дельный сайт, посвященный творчеству К.Н.Леонтьева (http://knleontiev. narod.ru). Уже несколько лет, в рамках Всероссийских чтений «Оптина пустынь и русская культура » (г.Калуга), разрабатывается леонтьевская тема. Творчеству «мистического анархиста » (Н.А. Бердяев ) посвящено множество работ, в том числе и диссертаций. Но их подавляющее большинство представляет анализ философских взглядов мыслителя1.

Актуальность работы определяется необходимостью осмыслить своеобразие критического творчества К.Н.Леонтьева, коренным образом отличающегося от традиционных представлений о русской литературе.

Цель нашей диссертации: дать характеристику литературно-критической позиции Леонтьева. С точки зрения этимологии слово «позиция » заимствовано в Петровскую эпоху через польское посредство из французского языка и является синонимичным слову «положение » (ponere - positio - position - позиция ). Поэтому слово «позиция », понимаемое в переносном значении («точка зрения, отношение к какому-либо вопросу») сближается с семантикой «положения » («утверждение, мысль, лежащие в основе чего-либо, выдвинутые кем-либо; тезис»), что обусловливает представление отношения автора к творческому вопросу и анализа этого отношения.

Объектом исследования являются литературно-критические статьи, философское и художественное творчество Леонтьева, Предметом - эстетические и религиозно-нравственные взгляды Леонтьева, проявившиеся в его критической прозе .

Теоретической базой нашего исследования являются труды М.Хайдеггера, Х.Гадамера, Р.Барта (теоретико-методологическая основа); А.А. Потебни , А.Н. Веселовского, А.П. Скафтымова, С.С. Аверинцева , Л.В.Карасева, Б,Ф, Егорова (поэтика); В.В. Виноградова , А.В. Чичерина, Б.В. Томашевского, Л.С. Выгот

1 Среди прочих отметим: Зинченко Л.Н. Поэтика прозы КН.Леонтъсва «русского периода ». - Барнаул, 1999; Ко-вешникова Н.А. Идеи К.Леонтьева в культуре Серебряного века. - М., 2000; Панаэтов О.Г. Полифонизм и соборность как категории поэтики: Ф.М. Достоевский и К.Н. Леонтьев. - Краснодар, 1998; Дианов Д.Н. Творческие искания Ф.М. Достоевского в оценке русской религиозно-философской критики к.XIX - н.ХХ вв.: КЛеонтьев , Вл.Соловьев, В.Розанов: Дис. канд. филол. наук. - Кострома, 2003.

2 Замечание о сносках: первая цифра (арабская) - номер библиографического списка, вторая цифра (римская) -том издания, третья цифра (арабская) - страница. ского (стилистика), а также О.М. Фрейденберг , Б.М. Эйхенбаума, С.Г. Бочарова, В.Е. Хализева и других.

Методология исследования основана на сочетании историко-генетического, сравнительно-типологического, историко-функционального, структурного и психологического методов исследования. Теоретико-методологическим основанием диссертации, определяющей использование и сочетание данных методов, являются представления критики «приближения », где литературно-критический опыт рассматривается в онтологическом аспекте.

Литературная критика есть alter ego литературного процесса. Деятельность писателей доказывает, что литература существует; существование же критики обусловливает литературный процесс. Критика всегда находится a posteriori по отношению к явлениям литературы. Причем литературно-критический опыт имеет несколько составляющих: с одной стороны - это опыт автора художественного произведения, который является объектом последующего изучения, а с другой - опыт самого исследователя, характеризующийся субъективностью его жизненной позиции. «Диалектика литературного опыта, - утверждает Х.-Г. Га-дамер, - получает свое подлинное завершение не в каком-то итоговом знании, но в той открытости для опыта, которая возникает благодаря самому опыту» .

Задача литературной критики, на наш взгляд, - раскрыть трансцендентную составляющую опыта автора, установить его имманентный компонент, трансформируя при этом собственный опыт по законам, установленным автором. «Художественное творчество, - говорит И. Кант, - следует рассматривать как природу. Посредством гения природа дает правила искусству». Поэтому, рассматривая художественное произведение по законам автора, исследователь конкретизирует эти законы так, чтобы они были приемлемы для всего литературного процесса.

Раскроем дефиниции компонентов творческого опыта.

Р.Барт, выступая с позиции «новой критики », определял структурализм как «упорядоченную последовательность определенного числа мыслительных oneраций» . В таком понимании деятельности утрачивается субъект, возникает новое психологическое понятие («мыслительные операции »), используя которое, определим имманентную составляющую как совокупность «мыслительных операций » автора, приводящую к формированию законченной мысли, которая, впоследствии, выражается в графической форме. Другими словами, это те внутренние отношения и связи, которые лежат в основе реального опыта автора и влияют на определение характера непосредственно воспринимаемой нами субстанции.

Трансцендентной составляющей является именно то, что автор открывает читателю, то есть особым образом сконструированный словесный материал, призванный оказать определенное воздействие на субъект. При этом не следует проводить четкой логической границы между субъективностью интерпретатора и объективностью подлежащего пониманию источника, так как в процессе анализа происходит взаимодействие творческих потенциалов субъекта и объекта посредством третьей составляющей, обеспечивающей это взаимодействие.

Следует отметить, что «совокупность мыслительных операций » порождает энергию, которая воплощается в словесном эквиваленте. Происходит то, что позволило М.М.Бахтину называть автора «единственно активной формирующей энергией ». Однако внутри текста наблюдается взаимопроникновение контекстных энергий, которое не зависит от воли автора (возможно, что это положение подтолкнуло некоторых исследователей к развитию идеи о бессознательном творчестве), и ведет к образованию интеграционной, целостной энергии текста, которая, собственно, и является третьей составляющей литературно-критического опыта. Взаимодействие энергии текста и энергетики субъекта являет определенный эмпирический эффект, который приводит (или не приводит) данный субъект к осознанию целостности восприятия предмета изучения.

Понимание литературной критики как совокупности всех компонентов литературно-критического опыта, призванной приближать осмысление художественного произведения к совершенному, что свидетельствует «о воле к предельному усилию, о решимости идти до границы возможностей » , обусловливает обособление общего понятия литературной критики репрезентацией критики «приближения ».

Онтологичность приближения позволяет, с одной стороны, представить своеобразие соотношений между исследователем и художественным текстом: исследователь текста одновременно находится в будущем, по отношению к тексту, который, в свою очередь, присутствует в своем настоящем; и в настоящем, по отношению к тексту прошлого. С другой стороны, можно говорить о существовании герменевтического круга «критик - художественное произведение»,

С точки зрения критики приближения, в соответствии с общей логикой работы, характером подлежащей рассмотрению проблемы и спецификой исследуемого материала, предполагается рассмотрение во взаимосвязи двух подходов: диахронического, определяющего критические взгляды Леонтьева на каждом этапе творчества, и синхронического, представляющего историческую синтетичность приемов литературно-критического анализа.

В первом случае мы будем иметь дело с художественным объектом и субъектом-аналитиком, исследование будет носить, главным образом, историко-генетический характер, что вплотную подведет нас к рецептивности, восприимчивости художественного материала Леонтьевым-критиком. На этой основе предполагается определить своеобразие литературно-критического метода Леонтьева на каждом этапе творческого пути. Под методом литературной критики мы понимаем «. наиболее общий принцип, подход к характеристике художественного произведения, творческого пути писателя или литературного процесса в целом, определяющийся совокупностью идейно-эстетических взглядов критика, его мировоззрением и проявляющийся в конкретных приемах и способах

1 В отечественном литературоведении существует давняя полемика по поводу взаимоотношений научного анализа и интерпретации (Бурсов Б.И. Критика как литература. - Л.,1976; Борев Ю.Б. Роль литературной критики в художественном процессе. -М., 1979; Баранов В.И., Бочаров А.Г., Суровцев Ю.И. Литературно-художественная критика. - М., 1982; Егоров Б.Ф. Мастерство литературной критики: жанры, композиция, стиль. - Л.,1980 и другие). Характерно высказывание Ю.М.Лотмана, сделанное в 1972 году: «Сейчас на первый план выдвигается не то, что составляет сокровищницу индивидуального опыта того или иного исследователя. а значительно более прозаическая , но зато и более строгая, типовая методика анализа» . В последнее время границы между научным анализом и интерпретацией значительно стерлись (работы С.Г.Бочарова, А.В.Михайлова, Л.В.Карасева), что объясняется, на наш взгляд, выходом на качественно новый уровень литературно-критического анализа. критического мышления» . С этой точки зрения необходимо представить периодизацию критических воззрений Леонтьева. В развитии его философских взглядов уже сложилась традиция разделения их на два этапа: до 1871 года и с этого момента до 1891 года (Н.А.Бердяев). Ю.П.Иваск, с позиции биографического исследования, предлагает выделять четыре периода в жизни «неузнанного гения» (Д.СЛихачев): 1831-1863, 1863-1873, 1873-1887, 1887-1891. До сих пор в отечественном литературоведении ие существует четкой периодизации литературно-критических взглядов мыслителя. Основываясь на временном представлении Леонтьевым литературно-критических работ; наличию статей переходного характера («Новый драматический писатель », «»); а также на обращении его к трем видам творчества (литературе, философии и историософии), мы предлагаем выделять три периода литературно-критической деятельности: 60-е годы, конец 70-х-середина 80-х годов, конец 80-х-начало 90-х годов XIX века. С точки зрения внешнего влияния, в рамках определения своеобразия метода, перед нами стоит ряд задач диахронического свойства.

Первой из них является анализ двух статей Леонтьева: «Письмо провинциала к Тургеневу » («Отечественные записки », 1859) и « По поводу рассказов Марко Вовчка » («Отечественные записки », 1861). Необходимо выяснить отношение Леонтьева к представителям эстетической и реальной критики, к идеям Ап.Григорьева. Предполагаем, что определяющим критерием оценки в данном случае является понимание критиком аксиологической категории красоты.

В 1870-х - 1880-х годах Леонтьев создает ряд работ философского характера, активно участвует в периодических изданиях, отстаивая «охранительную » позицию. По словам С.Г.Бочарова, «политически-охранительная позиция автора прямо и грубо вмешивается в художественную оценку.». Нашей задачей является анализ статей «Новый драматический писатель » (1879), «О всемирной любви » (1880), «Страх Божий и любовь к человечеству » (1883)? ряда рецензий и цензорских докладов Леонтьева, установление отношений критика с М.Н.Катковым, А.И.Герценом, Вл.Соловьевым, представителями позитивистской и народнической философии. Это позволит выявить роль «эстетики жизни » в оценке произведения искусства, а также конкретизировать критерии «ре-ально*эстетической гармонии».

С 1887 года К.НЛеонтьев постоянно живет в пределах Оптиной пустыни под духовным руководством старца Амвросия. Именно в это время появляются знаменитые пророчества Леонтьева. Для него становится принципиально важным высказаться «до конца ». Предполагаем, что в литературно-критических статьях этого периода («Два графа: Алексей Вронский и Лев Толстой » (1887), «Анализ, стиль и веяние » (1890) и некоторых других) К.Н.Леонтьев пытается совместить прежние литературно-эстетические и философские воззрения на исторической почве.

Отметим, что определение характера литературно-критического обращения и основного критерия оценки, явленной в понимании Леонтьевым-критиком аксиологических категорий красоты, добра и истины, ставит перед нами ряд вопросов, конкретизирующих приведенные задачи: определить цель, направление анализа, способ доказательства, стилистические и композиционные особенности статей; представить специфику обращения Леонтьева к психологии автора и читателя, а также ряд аналитических принципов и приемов («геометрия эстетического вкуса », «стереотипная рамка », «точка насыщения »).

Другой аспект критики «приближения » предполагает рассмотреть отношения между объектом научного анализа и субъектом-аналитиком. При этом диахронический характер исследования уступает место синхроническому, что по= зволяет приблизиться к определению рецептивности критики К.Н.Леонтьева исследователями его творчества в онтологическом аспекте. Заметим, что на каждом этапе литературно-критический метод Леонтьева неоднозначен. Тем не менее, каждый период имеет общие черты, точки соприкосновения или, точнее, «контрапункты », которые позволяют представить литературно-критическую систему Леонтьева в единстве содержательной формы. Наиболее ярко данное положение проявляется в статьях последнего периода. «Кто виноват, - неоднократно восклицает Леонтьев, - я или лучшие наши писатели и публика, не знаю!

Пусть буду я виноват в моих „дамских" с этой стороны вкусах, но я не отказывался от них в течение 30-ти лет, - не откажусь, конечно, и теперь)^ 119,VIII,235]. С другой стороны, даже знаменитая статья «Анализ, стиль и веяние » не является посвященной характеристике только творчества Л.Н.Толстого1. Писатель в данном случае является для Леонтьева лишь примером для представления того или иного критического приема. «Нельзя было обо всех писать здесь (имеется в виду «Анализ, стиль и веяние » - А.В.) подробно, -отмечает критик, - так уж сложился план работы моей. Но я полагаю, что мои желания достаточно ясны, чтобы не трудно было проверить и на манере других наших писателей мой взгляд и определить ему надлежащее место, в ряду ли действительно вздорных причуд и парадоксов, или в ряду полезных и несколько новых истин»[ 117,206]. Предполагаем, что изучение литературно-критического метода Леонтьева, выделение универсальных приемов анализа позволяет нам говорить о существовании онтопоэтики К.Н.Леонтьева.

Поэтика (от греч. poietike techne - поэтическое искусство) как раздел науки существует в теории литературы (теоретическая поэтика) и в истории литературы (историческая поэтика). Теоретической поэтикой называют «раздел литературоведения, предмет которого - состав, строение и функции произведений, а также роды и жанры литературы» . Предметом исторической поэтики является «эволюция словесно-художественных форм и творческих принципов писателей в масштабах всемирной литературы» . Литературно-критическое творчество Леонтьева не может быть замкнуто в какой-либо одной области; оно имеет выражение в принципах как исторической, так и теоретической поэтики. Более того, критик создает особый поэтический мир, который обладает своей системой жизненных и художественных ценностей.

В современном литературоведении не существует однозначного понимания термина «онтопоэтика ». Л.В.Карасев в статье «Онтология и поэтика » определяет онтологию формы, эволюцию аналитического приема. «Онтологически ори

1 Верно заметил А.С.Бушмин: «Предполагать, что толстовский психологический метод затмил или отменил методы других классиков, значит упрощать сложную проблему художественного постижения человеческой пси-хики». ентировапный взгляд, - отмечает исследователь, - видит не только поступки или намерения персонажей , но прежде всего то, как они могли быть, как они были вещественно, пространственно, текстурно оформлены, наполнены: на первое место, таким образом, выходит де-символизированное, де-идеалогизированное (насколько это, конечно, возможно) бытие, его фактическая явленность» . С другой точки зрения больше внимания следует уделять духовной стороне бытия, существованию религиозно-нравственный идеи в художественном пространстве. «Метафизика поэтического слова, - утверждает Е.А. Трофимов , -уверенность в бытийствовании красоты и истины, жизненная сила и суть культуры. Она предполагает пристальное вглядывание в воплощенность духовной субстанции, поэтическую сказанность ее. Всматривание происходит и через жанр, и через сюжет и мотив, и через стиль, как и через категорию автора. >>. Отметим, что метафизическим воплощением «истинного » бытия Леонтьев признает его «барельефное » отражение, в котором удивительным образом сочетаются отвлеченные идеи с историко-аналитическими суждениями.

В 1890-м году К.Н.Леонтьев пишет: «Во времена Кутузова и Аракчеева все было у нас с виду уже довольно пестро, но бледно; все было еще барельефно; ко времени Крымской войны - многое, почти все выступило рельефнее, стату-арнее на общегосударственном фоне; в 60-х и 70-х годах все сорвалось с пьедестала, оторвалось от вековых стен прикрепления и помчалось куда-то, смешавшись в борьбе и смятении!». Отметим, что существует архитектурное определение понятия «рельеф » (выпуклое изображение на плоскости) и географическое (совокупность различных неровностей на земной поверхности -поднятий и понижений, гор и низменностей). Слово «барельеф » образовано от французского bas-relief, то есть низкий рельеф, а в географическом плане оно означает снижение неровностей на земной поверхности. В своей литературно-критической концепции Леонтьев использует оба значения, и здесь важно отметить несколько моментов*

Исторический аспект, проявленный в выделении военных периодов, обусловливает обращение к философской концепции «триединого процесса »

К.Н.Леонтьева, согласно которой любая война определяет «цветущую сложность » нации, это время патриотического подъема, единения людей, время новых реальных и литературных героев . Но если война 1812 года, Крымская война, - это войны физические с внешним противником, то в период 60-70-х годов развивается идеологическая борьба внутри страны, это время смуты и разобщения сознания, когда важно иметь основу, почву, которая поможет устоять и не поддаться новомодной идее. Поэтому не случаен перенос географических понятий в область литературы.

В 1893 году А.Н. Веселовский скажет: «История литературы напоминает географическую полосу, которую международное право освятило как res nullius, куда заходят охотиться историк культуры и эстетик, эрудит и исследователь общественных идей. Каждый выносит из нее то, что может, по способностям и воззрениям.». Леонтьев создает особое пространственное художественное поле (барельеф, рельеф), где любые ландшафтные изменения, отраженные в стиле писателя, имеют тенденцию в концентрации начальной формы. «Характер или стиль авторского рассказа , - указывает Леонтьев, - всегда отражается так или иначе и на лицах действующих и на событиях. Подобно тому, как один и тот же ландшафт иначе освещается на заре, иначе полдневным солнцем, иначе луной и иначе бенгальским огнем, так точно одни и те же события, одни и те же люди различным образом освещаются различными, побочными даже, приемами автора» .

Так, литература рельефного, неэстетического направления, берущая начало в обличительных повестях Н.В.Гоголя, имеет свободный характер, для нее важны любые трансформации и не терпимо постоянство, чему способствуют пограничные ситуации духа. Другое дело - литература «барельефного » свойства, которая, по Леонтьеву, определяет «истинное » своеобразие русской литературы. В одной из публицистических статей критик выделяет трех представителей «исторического роздыха »: Филарет, Николай Павлович и Пушкин . «Без общественной дифференциации в единстве веры и власти - не будет устойчивости», - утверждает он .

Объединение социального и эстетического критерия при выборе художественного отрывка из произведения получило в концепции К.Н.Леонтьева название «теоретической » и «практической » сторон литературного процессам^, VIII,302].

Под теоретической стороной Леонтьев подразумевает «эстетические взгляды, эстетические теории, эстетическое мировоззрение вообще; критику философии жизни и прекрасного». Предполагаем, что это идея, которая воплощается в содержании, то, что автор хотел сказать своим произведением. Поэтому важно понять основы критики Леонтьевым философии жизни литературного героя , а также анализ эстетического мировоззрения автора, воплощенного в художественной конструкции (элементах сюжетной образности).

Практическая часть - это «художественное исполнение, художественная практика, стихи , повести, романы, драматические творения» . Здесь главное - форма, язык, стиль, манера рассказывать. Нашей задачей является характеристика двух планов художественного исполнения, выделенных Леонтьевым: композиционный («внутренний психический строй ») и стилистический («внешний психический строй »).

Обратим внимание, что терминология, определяющая структурную часть онтопоэтики Леонтьева («внешний психический строй » и «внутренний психический строй »), строится на основе лингвистических разработок (внешняя, внутренняя форма), развитии психологической науки (психический строй), а также собственных эстетических взглядов, сформировавшихся на протяжении всей жизни. В отношении внутренней формы критик выявляет «последовательность мыслей и чувств », их уровни, «психомеханику » действий персонажей. Задачей исследования в данном случае становится определение характерных черт каждого приема, его универсальности безотносительно к тексту Л.Н.Толстого. Предполагается анализ представления Леонтьевым внешней формы, тех стилистических граней, которые привлекают внимание критика.

Представление теоретической и практической сторон при изучении художественного произведения возможно соотнести с учением А.А.Потебни о трех аспектах творческого искусства: содержании, внутренней формы и внешней формы. «В поэтическом , следовательно, вообще художественном, произведении, -утверждал ученый, - есть те же самые стихии, что и в слове: содержание (или идея), соответствующее чувственному образу или развитому из него понятию; внутренняя форма, образ, который указывает на это содержание, соответствующий представлению (которое тоже имеет значение только как символ, намек на известную совокупность чувственных восприятий, или на понятие), и, наконец, внешняя форма, в которой объективируется художественный образ» . Взаимопроникновение «слова, образа и идеи », восходящее к эстетической системе Гегеля1, ведет к объединению теории и художественной практики, что указывает на содержательную форму, которая в концепции Леонтьева определяется понятием «психическая музыка ». Содержательную форму можно выделить в любом качественном произведении искусства, и в результате анализа определить принадлежность изложения автора к «барельефному » или «рельефному » полю. Однако Леонтьев расширяет понятие до «общепсихической музыки ». что предполагает сопоставление психологии стиля художественного произведения с атмосферой реального времени. В этом случае объектом анализа является историческое произведение автора, а его субъектами, ведущими к определению «веяния » - исторические и действительные представления, выбранные критиком и обусловленные его литературно-критической позицией.

Решение поставленной цели и задач обусловливает положения, которые выносятся на защиту:

Художественная форма - это не что иное как переход содержания в форму», - говорил Гегель . ММГиршмандает расшифровку этого высказывания: «.языковой материал, из которого «строится » литературное произведение, превращается в художественную форму лишь постольку, поскольку в него «переходит » образное содержание, поскольку он преображается, наполняясь ранее внеположными по отношению к нему конкретно-жизненными значениями». Несомненно, что Леонтьев изучал Гегеля, но вряд ли был знаком с исследованиями А. АПотебни (об этом говорят различия понятийного аппарата). Однако для современного ученого более близка и научно обоснованна терминология А.АЛотебни, поэтому мы будем использовать её в качестве параллельной определениям Леонтьева.

2 АГХСкафгымов в статье «К вопросу о соотношении теоретического и исторического рассмотрения в истории литературы» писал: «При рассмотрении живой жизни духа мы вправе направить рефлектор куда угодно и осветить в этом огромном и сложном мире то, что для нас в данном случае интересно и ценно (история для литературы, а не литература для истории). Важен не факт, а психология факта. Художник несет в себе веяния и жизнь эпохи и среды, а произведение несет дух художника, Общая поэтика эпохи строится в лабораториях внутреннего мира отдельных художников». Считаем, что данное высказывание имеет фактор преемственности с идеями содержательной формы К.Н.Леонтьева.

1) Литературно-критическое творчество Леонтьева имеет три этапа, каждый из которых обладает определенным критерием оценки;

2) Идеальным бытийным существованием литературы в рамках «онтопоэти-ки» К.Н.Леонтьев признает «барельефное » пространство, которому свойственно преобладание религиозно-аристократического мировоззрения;

3) Литературно-критическая позиция критика имеет онтологический характер, что проявляется в соотношении метафизических и аналитических суждений о художественном произведении.

Научная новизна исследования заключается в том, что впервые литературно-критическая позиция К.Н.Леонтьева изучена как система с точки зрения ее становления, развития, специфики; дана периодизация литературно-критического творчества через соотношение эстетической, этической («охранительной ») и предсимволистской позиции критика; сформулированы особенности его литературно-критического метода; обозначены и рассмотрены основы «онтопоэти-ки» К.Н.Леонтьева.

Теоретическая значимость исследования определена возможностью представления литературно-критической позиции Леонтьева как определенного «аристократического » пласта русской культуры, что может быть полезно для осмысления русского литературного процесса XIX века.

Практическая ценность проведенного исследования состоит в возможности применять результаты исследования при чтении курсов истории русской литературы и русской литературной критики, а также спецкурсов, посвященных литературно-критическому творчеству К.Н.Леонтьева.

Заключение диссертации по теме "Русская литература", Виноградов, Андрей Александрович

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Целостное восприятие литературно-критической позиции К.Н.Леонтьева строится на соотношении диахронического и синхронического подходов к теме изучения. Как в единице времени сфокусировано время прошедшее, так и опыт, тем более творческий, имеет историю синтеза. Наша задача в этом случае -представить последовательное изложение полученных результатов и их соотношение с общей целью, конкретными задачами, а также положениями, выносимыми на защиту, которые были сформулированы во введении.

Диахронический аспект критики «приближения » позволяет выделить три этапа литературно-критического творчества Леонтьева (1860-е годы; конец 1870-х - первая половина 1880-х годов; конец 1880-х - начало 1890-х годов), каждый из которых обладает определенным критерием оценки.

В 1860-е годы, когда борьба между эстетическим и этическим восприятием произведения велась с явным превосходством реальной критики, Леонтьев выступает с эстетической позиции. В литературно-критических статьях этого периода, тесно связанных с именем И.С.Тургенева, К.Н.Леонтьев защищает не только свое литературное творчество, но и собственные жизненные ценности, обусловленные стремлением к прекрасному. В этом отношении он был близок идеям Ап.Григорьева. В литературно-критических работах Леонтьев отделяет нравственный вопрос от эстетического, исключает из рассмотрения «эмансипационный » дух произведений, их актуальное жизненное содержание. Если в «Письме провинциала к Тургеневу » он вступает в «нерешительную » полемику с автором-учителем, то, рассуждая о сочинениях Марко Вовчка , спорит с представителями реальной критики и литературой жизненного факта.

Литературно-критическая позиция Леонтьева в это время находится на стадии формирования, хотя и имеет ярко выраженную эстетическую направленность. Уравновешенный тон повествования , выявление художественных достоинств литературного явления через анализ стилистических особенностей - таковы характерные черты критики Леонтьева в 60-е годы. Однако доминирующим критерием оценки является категория «красоты », которая понимается Леонтьевым как степень эстетического вкуса читателя и писателя , что отражается как в самом произведении, так и в его критике. Согласно принципам «геометрии эстетического вкуса », разработанным критиком впоследствии, интуитивное восприятие изящного как в жизни, так и в ее художественных отражениях имеет социальную основу. Если исходить из того, что общественное положение находится в прямой связи с физиологическими данными и национальными признаками, то становится очевидным «аристократизм » Леонтьева-критика. Однако категория «красоты » не является заключенным только в эстетических проявлениях феноменом, она имеет выход и на уровень религиозной и исторической философии Леонтьева, то есть является универсальным критерием.

Анализ художественных произведений конца 1870-х - первой половины 1880-х годов ведется Леонтьевым с «охранительной » позиции. Большинство литературно-критических статей подчинено элементу «воплощенного ожидания »: автор рассматривается по степени наличия в нем таланта (будущих залогов), а «характер » сочинений, их содержание определяется с позиции «эстетики жизни » (общественной полезности в настоящем). При этом отношение Леонтьева к политическим движениям, обусловленное его гражданскими (А.И.Герцен, К.Н.Катков) или эстетическими (позитивизм, народничество) предпочтениями, оказывается созвучным «охранительным » критериям оценки, направленным на критику авторов - «напоминателей забытого » (Н.Я.Соловьев, А.М.Сливицкий, А.Г.Коваленская) и современных талантливых писателей (Б.М.Маркевич, Ф.М.Достоевский и Л.Н.Толстой). Целью подобных статей является определение социальной полезности как произведения искусства, так и его автора. Провоцирующий, с элементами пересказа стиль изложения, внимание к содержательной стороне объекта изучения оказываются характерными особенностями публицистических работ мыслителя. Критерий «добра », определяющий критическую оценку Леонтьева в эти годы, соответствует идеалам «истинного православия », где значима последовательность «страх-смирение-любовь». Доминантами критического зрения является также соотношение страха, смирения и любви; гениальности и святости. Философское понятие «добра », связанное у Леонтьева с теорией «трансцендентного эгоизма », оказывается не только содержательным, но и формальным критерием, имеющим свое воплощение в объективности исторического процесса.

В конце 1880-х- начале 1890-х годов Леонтьев выступает как предтеча символисткой критики. Мифопоэтическим идеалом, обуславливающим направленность литературно-критического анализа, является представление «барельефного » отражения жизни в художественном произведении. Леонтьевская критика имеет исповедальный характер, в ней находят отражение как принципы «эстетики красоты », так и «эстетики жизни », что позволяет говорить также об историческом аспекте критического мышления Леонтьева. На этом фоне выделяется «лично к автору » беспристрастный («Два графа: Алексей Вронский и Лев Толстой », «Достоевский о русском дворянстве ») и «отвлеченно » беспристрастный («О романах Л.Н.Толстого») анализ художественных творений. Целью литературно-критических работ становится определение исторической заслуги произведения, а ведущими направлениями анализа - исследование психологии формы и содержания. Преобладающим критерием оценки в этом случае является категория «истины », понимаемая как феномен «истинного реализма », в котором совмещаются категории «красоты » и «добра ». Поиск эстетической гармонии Леонтьев проводит как со стороны содержания, так и со стороны формы, заключая ее в принципах формы содержательной, подчиненной «барельефному » началу. Примером подобных умозаключений служит предложенный Леонтьевым принцип «точки насыщения » стиля (Марко Вовчок ), религиозного содержания (Ф.М.Достоевский), литературной школы (Л.Н.Толстой).

На основе проведенного исследования выделены общие принципы, которые свойственны литературно-критическому методу К.Н.Леонтьева на любом этапе творчества:

Универсальность эстетической категории;

Константность убеждений (по принципу накопления жизненного опыта);

Целостность мысли, для которой характерна антонимичность (наличие вкуса -отсутствие; истинное православие - ложное; истинный реализм - карикатурный);

Объективность анализа (выявление положительных и отрицательных сторон);

Мозаичность изложения;

Принцип скрытой цитации наряду с явной;

Рассмотрение художественного явления с точки зрения психологии автора и читателя;

Вставка в критическое повествование элементов автобиографии;

Обращение к представителям литературы, критики или философии (в зависимости от цели статьи) и полемика с ними.

Представление литературно-критической позиции Леонтьева в синхроническом аспекте позволяет говорить о том, что универсальные категории онтологического метода, данные в аналитическом ключе, образуют достаточно стройную критическую систему, где основополагающим критерием оценки становится «барельефное » восприятие мира в его отражениях1. В результате исследования мы пришли к утверждению онтопоэтики К.Н.Леонтьева. В статье «Анализ, стиль и веяние » Леонтьев представляет собственное видение «слова, образа и идеи ». При этом идеальным бытийным существованием литературы Леонтьев признает «барельефное » начало.

С позиции эстетической теории для «барельефного » поля свойственно преобладание религиозно-аристократического мировоззрения. При этом содержание художественного произведения должно быть направлено на поддержание православных традиций, на воспитание патриотических чувств. Жизненная философия героя художественного произведения должна соответствовать принципам объективной (со стороны индивидуальной физиологии и оценки действующих лиц) и субъективной (с точки зрения характера и общественной деятельно

1 При этом критерий мозаичиости изложения требует наиболее тщательного анализа и последующего синтеза. Стремление к ясности представления литературно-критической позиции Леонтьева определило онтологичносгь исследования. ста) поэтичности. Идеалу этого представления свойственно наличие физического здоровья при внешней привлекательности, способность логического и отвлеченного мышления, живое участие в общественной деятельности, обладание силой воли и твердым характером, наличие православного чувства и любви к Родине (А.Болконский, А.Вронский, А.Троекуров). В этом случае четко проявляется леонтьевское соотношение «прямого к автору » и «отвлеченного » беспристрастия.

Сюжетная образность, которая свойственна мировоззрению Леонтьева, включает в себя три аспекта, каждый из которых обладает конкретным оценочным критерием: исторический аспект оказывается подчинен эпичности и объективности повествования (Н.В.Гоголь - Л.Н.Толстой), нравственный зависит от уровня религиозного чувства и его объективности (о.Амвросий - о.Зосима; С.Т.Аксаков - К.НЛеонтьев), а эстетический направлен на борьбу за представление в превосходной степени поэзии дворянского быта и «чистоты » русского языка (И.А.Гончаров - К.Н.Леонтьев). Этому в немалой степени способствует разработанная критиком концепция структурного анализа.

Для художественной практики характерен «логизм в сцеплении частей » как элемент композиционного строя произведений «барельефного » свойства. Выявление «последовательности мыслей и чувств » предполагается Леонтьевым на основе двух факторов: социального и индивидуального. В центре литературно-критического анализа находится характеристика психологической ситуации; в «барельефном » идеале - чувства должны определять мысль. Прием выявления «уровня мыслей и чувств » предполагает анализ представления автором психологического (с медицинской точки зрения) состояния героя (авторский субъективный уровень) и объективной действительности. При этом «мысль » получает значение научной «претензии », а «чувство » согласуется с категорией «добра », явленной в концепции жизненной эстетики Леонтьева. Критик исследует не только настоящее и прошлое, но и будущее художественного эпизода, и на этой основе строит прием «психомеханики » действий персонажей . Отметим, что «математическая точность », применяемая критиком к художественному тексту, носит субъективный характер, так как само выявление временных категорий может идти в разрез с авторским замыслом. С другой стороны, Леонтьев выбирает наиболее яркие и однозначные моменты, что говорит о степени точности представления автором той или иной ситуации.

Критика Леонтьевым «внешнего психического строя » основана на двух критериях. Первый из них предполагает органичность психологического и стилистического анализа при характеристике литературных явлений («физиологическая наблюдательность »: детали портрета, зоологическое сопоставление, медицинские подробности). Второй критерий рассматривается с точки зрения субъективности эстетического вкуса: просторечия, звукоподражания, стяжения, повторы и заимствования исследованы нами на конкретных примерах. Отметим, что Леонтьев использует лингвистические разработки априорно, не делая ссылок на источники, что дает нам возможность искать причину его взглядов в общем стремлении к изучению национального языка во второй половине XIX века (А.А.Потебня, Д.Н.Овсянико-Куликовский; А.Н. Веселовский ), а также подчеркнуть своеобразие леонтьевской концепции литературного стиля, послужившей стимулом для филологических исследований в XX веке (В.В.Виноградов, Л.С.Выготский, Б.М.Эйхенбаум и другие).

Теоретическое изложение и художественная практика подчинены универсальной категории эстетического вкуса, имеющего позитивистский оттенок. Подобный эклектизм обусловлен «веянием » времени, внимание к которому определило формально-содержательный анализ К.Н.Леонтьева.

В соответствии с эстетикой Леонтьева, определяющим критерием для малых литературных жанров является «мягкость » изложения. Функциональный анализ, направленный на выявление «психической музыки » текста, дается Леонтьевым через латентное исследование внешней и внутренней формы. Открытая характеристика позволяет нам подвести доказательную базу под возможность этого выявления. Характерные особенности «мягкости » определены повествованием от первого лица (от имени героя-простолюдина), соответствием внутренней и внешней формы традициям «пушкинской » школы (рассказы Марко

Вовчка). «Барельефный » характер, которому подчинена выделенная группа, обусловливает, с точки зрения Леонтьева, и эстетический, и нравственный эффект восприятия.

Общепсихическая музыка» художественного произведения («Война и мир » Л.Н.Толстого) определяется Леонтьевым на трех уровнях исторического анализа: действительном, обусловливающим приоритет «истинного » реализма перед ложным (С.Т.Аксаков), интуитивном, направленным на важность меры близости писателя к историческому факту и, как следствие, соответствие эстетического воплощения реальности (А.С.Пушкин), и сознательном, дающем крайне субъективное восприятие произведения. Результатом исторического анализа становится «шлифовка » текста автора в соответствии с «общепсихической музыкой » времени, данной в индивидуальном представлении критика.

Литературно-критическая позиция Леонтьева в принципах онтопоэтики имеет объективно-субъективный характер, подчиненный столь же индивидуальному пониманию добра (страх - смирение - любовь), истины (эстетическая гармония) и красоты (эстетический вкус). Объективизм, по Леонтьеву, это не столько исторический, документальный критерий, сколько онтологический, обусловленный «барельефным » видением окружающего мира.

Таким образом, определение темы исследования с точки зрения «критики приближения » привело к выражению онтологического характера литературно-критической позиции критика. Материал художественной литературы рассматривается Леонтьевым в рамках восприятия им действительной жизни, что выражается в «охранительной » или позитивистской ориентации критического суждения, и понимания метафизических явлений, данных через эстетические или религиозные критерии оценки.

В этой связи наиболее перспективными направлениями развития темы считаем: разработку писательской , философской и исторической критики Леонтьева за счет расширения границ исследования; определение влияния творчества Леонтьева на критику XX века, а также использование приемов леонтъевского анализа на материале других авторов.

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Виноградов, Андрей Александрович, 2005 год

1. Аверинцев С.С. Поэтика ранневизантийской литературы. СПб., 2004.

2. Авсеенко В.Г. Поэзия журнальных мотивов // Критика 70-х гг. XIX века. -М., 2002.

3. Автухович Т.Е. «Русские ночи » В.Ф.Одоевского // Идеи позитивизма в русской словесности. Lodz, 2000.

4. Айхенвальд Ю.И. Силуэты русских писателей: В 2-х т. М.,1998. T.I.

5. Аксаков К.С., Аксаков И.С. Литературная критика. М., 1981.

6. Аксаков С.Т. Семейная хроника. Л., 1955.

7. Александров А.А. К.Н.Леонтьев // Русский вестник. 1892. - IV.

8. Александров А.А. Памяти КЛеонтьева // К.Н. Леонтьев: pro et contra. -СПб., 1995. Кн.1.

9. Альми И.Л. Статьи о поэзии и прозе . Владимир, 1999.

10. Анненков П.В. Критические очерки. СПб., 2000.

11. Анненский И.Ф. Книги отражений. М., 1994.

12. Аристотель. Поэтика . // Аристотель и античная литература. ~М., 1978.

13. Астафьев П.Е. Вера и знание в единстве мировоззрения. -М., 1893.

14. Аулова Е.П. Проблема синтеза восточной и западной культур под эгидой православия исходный пункт историософии И.В.Киреевского // Оптина пустынь и русская культура: тезисы докладов конференции. - Калуга, 2000.

15. Ахшарумов Н.Д. «Война и мир ». Сочинение графа Толстого // Роман Л.Н.Толстого «Война и мир » в русской критике. Л.,1989.

16. Бабаев Э.Г. «Анна Каренина » Л.Н.Толстого. М.,1978.

17. Бабаев Э.Г. Л.Толстой и русская журналистика его эпохи. М.,1978.

18. Баранов В.И., Бочаров А.Г., Суровцев Ю.И. Литературно-художественная критика. М., 1982.

19. Барт Р. Избранные труды. Семиотика. Поэтика. М.,1994.

20. Басаргин А. (Введенский А.И.) Критические заметки КЛеонтьева о Л.Н.Толстом //Московские ведомости. -1911.-7 мая.

21. Басистов П.Е. «Накануне » И.С.Тургенева // Отечественные записки. 1859. - Кн. V.

22. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.Д986.

23. Белинский В.Г. Собр. соч.: В 9 т. М.;Л.,1961-1964. Т.VII.

24. Белкина О.А. Пушкинская речь Ф.М. Достоевского в восприятии К.Н. Леонтьева // Русская литература. 1992. - №3.

25. Бердяев Н.А. Константин Леонтьев (Очерк из истории русской религиозной мысли) // К.Н. Леонтьев: pro et contra. СПб., 1995. Кн. 2.

26. Берковский Н.Я. О мировом значении русской литературы. Л.,1975.

27. Бонда С. М. Черновики Пушкина. М., 1971.

28. Бочаров С.Г. «Война и мир » Л.Н.Толстого // Три шедевра русской классики.-М., 1971.

29. Бочаров С.Г. К.Н.Леонтьев и Ф.М.Достоевский // Бочаров С.Г. Сюжеты русской литературы. -М., 1999.

30. Бочаров С.Г. «Ум мой простить я не могу » // Литературная газета. 1991. -18 дек.

31. Бочаров С.Г. Эстетический трактат К.Н.Леонтьева // Вопросы литературы. -1988.-№12.

32. Бочаров С.Г. «Эстетическое охранение » в литературной критике (К.НЛеонтьев о русской литературе) // Контекст-1977. М., 1978.

33. Брандис Е.П. Сила молодая. Л., 1972.

34. Брода М. Социология К.Леонтьева // Идеи позитивизма в русской словесности. Lodz, 2000.

35. Брокгауз Ф.А., Ефрон И.А. Энциклопедический словарь (репринтное воспроизведение 1890г.). -М., 1990.

36. Буданова Н.Ф. Достоевский и Леонтьев // Достоевский . Материалы и исследования. -Л.,1991. T.IX.

37. Булгаков С.Н. Победитель Побежденный // К.Н. Леонтьев: pro et contra. -СПб., 1995. Кн.1.

38. Бушмин А.С. Преемственность литературного развития // Историко-литературный процесс. Проблемы и методы изучения. Л., 1974.

39. Веселовский А.Н. Историческая поэтика. М., 1989.

40. Викторович В.А. Сюжет и повествование в романе Достоевского // Сюжет и художественная система. М., 1987.

41. Виноградов В.В. О языке Толстого (50-60-е годы) // Литературное наследие. 1939. - №35-36.

42. Виноградов В.В. Поэтика русской литературы. М.,1976.

43. Вовчок М. Сочинения: В 7-ми т. Киев, 1964. Т.П.

44. Володихин Д.М. Высокомерный странник. Философия и жизнь Константина Леонтьева. М., 2000.

45. Выготский Л.С. Психология искусства. М.,1987.

46. Вяземский П.А. Воспоминания о 1812 годе // Русский архив. 1869. - №1.

47. Гадамер Х.-Г. Истина и метод: основы философии герменевтики. М., 1988.

48. Гайденко П.П. Наперекор историческому процессу (Леонтьев литературный критик) // Вопросы литературы. - 1974. - №5.

49. Галич А.И. История философских систем: В 2 ч. СПб, 1818-1819. 4.2.

50. Гальперин И.Р. Текст как объект лингвистического исследования. М., 1981.

51. Гегель Г. Собр. соч.: В 14-ти т. М.,- Л., 1954-1958.

52. Гей Н.К. Сопряжение пластичности и аналитичности // Теория литературных стилей. М., 1977,

53. Герцен А.И. Собр.соч.: В 8-ми т. М.Д975.Т.Ш.

54. Гинзбург Л.Я. О психологической прозе. Л., 1976.

55. Гиршман М.М. Синтез простоты и сложности в стиле // Теория литературных стилей. М., 1977.

56. Гоголь Н.В. Собр. соч.: В 5-ти т. М., 1960.

57. Гончаров И.А. Собр. соч.: В 8-ми т. М., 1977.

58. Горная В.З. Мир читает «Анну Каренину ». М., 1979.

59. Горнфельд А.Г. О романах гр. JI.H. Толстого // Русское богатство. 1911. -№9.

60. Горнфельд А.Г. О художественной честности // Критика начала XX века. -М., 2002.

61. Гревцова Е.С. Философия культуры А.И.Герцена и К.Н.Леонтьева. М., 2002.

62. Грехнев В.А. Словесный образ и литературное произведение. Нижний Новгород, 1997.

63. Греч Н.И. Чтения о русском языке: В 2 ч. СПб., 1840. 4.2.

64. Григорович Д.В. Повести и очерки. М., 1983.

65. Григорьев А.А. Литературная критика. М., 1967.

66. Григорьев А. А. Материалы для биографии. Пг., 1917.

67. Григорьев А.А. Явления литературы, пропущенные нашей критикой. Граф Толстой и его сочинения // Время. 1862. - Т.7.

68. Грифцов Б.А. Судьба К.Н.Леонтъева // К.Н. Леонтьев: pro et contra. -СПб.,1995. Кн.2.

69. Грифцов Б.А. Эстетический канон Достоевского // Вопросы литературы. -2005.-№2.

70. ГромекаМ.С. Анна Каренина . М., 1885.

71. Громов П.П.О стиле Льва Толстого: «Диалектика души » в «Войне и мире ». -Л.,1977.

72. Губастов К.А. Из личных воспоминаний о К.НЛеонтьеве // Памяти К.Н. Леонтьева. М., 1911.

73. Гумбольдт В. Язык и философия культуры. М., 1985.

74. Гусев Н.НЛетопись жизни и творчества Л.Н.Толстого: В 2-х т. М.,1958.

75. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4-х т. М., 1994.

77. Днанов Д.Н. Творческие искания Ф.М.Достоевского в оценке русской религиозно-философской критики K.XIX н.ХХ вв.: К.Леонтьев, Вл.Соловьев, В.Розанов: Дис. канд. филол. наук. - Кострома, 2003.

78. Добролюбов Н.А. Собрание сочинений: В 9 т. М, 1963. Т.VI.

79. Долгов К.М. Восхождение на Афон. Жизнь и миросозерцание К.Леонтьева.- М.,1995.

80. Достоевский Ф.М. Полное собр. соч.: В 30-ти т. Л., 1972.

81. Дружинин А.В. Литературная критика. М., 1985.

82. Егоров Б.Ф. Мастерство литературной критики: жанры, композиция, стиль. -Л.,1980.

83. Зайцев К. (священник). Любовь и страх (Памяти Константина Леонтьева) // К.Н. Леонтьев: pro et contra. СПб., 1995. Кн. 2.

84. Закржевский А.К. Одинокий мыслитель. Киев, 1926.

85. Зеньковский В.В. История русской философии: В 2-х т. Париж, 1948. T.I.

86. Зинченко Л.Н. Поэтика прозы К.Н.Леонтьева «русского периода »: Автореф. дис. канд. филол. наук. Барнаул, 1999.

87. Иванов-Разумник. Талантливое сочинительство // Критика начала XX века.- М.,2002.

88. Иваск Ю.П. Константин Леонтьев (1831-1891). Жизнь и творчество. // К.Н. Леонтьев: pro et contra. СПб., 1995. Кн. 2.

89. История русской литературной критики. Под ред. В.В.Прозорова. М., 2002.

90. Камянов В.И. Поэтический мир эпоса. -М.,1978.

91. Кант И. Критика чистого разума. М.,1994.

92. Карасев Л.В.Онтология и поэтика // Вопросы философии. 1996. - №7.

93. Катков М.Н. К какой принадлежим мы партии? // Русский вестник. 1862. -Т. 37.

94. Кемский (В.П.Мещерский). «Анна Каренина » под ножом критики. СПб., 1886.

95. Киприан (архимандрит). Из неизданных произведений Константина Леонтьева. Париж,1959.

96. Киреевский И.В. Критика и эстетика. М., 1979.

97. Ковалев В.А. Поэтика Льва Толстого. Истоки. Традиции. М., 1983.

98. Ковешникова Н.А. Идеи КЛеонтьева в культуре Серебряного века: Авто-реф. дис. канд. культур, наук. М., 2000.

99. Ковешникова Н.А. «Христианство без христианства »: духовные искания КЛеонтьева и В.Розанова // Василий Розанов в контексте культуры. Кострома, 2000.

100. Конт О. Курс позитивной философии // Антология мировой философии. -М., 1971.

101. Короленко В.Г. Л.Н.Толстой // Роман Л.Н.Толстого «Война и мир » в русской критике. Л.,1989.

102. Косик В.И. К.Н.Леонтьев: реакционер, пророк? // Леонтьев К.Н. Восток, Россия и Славянство: Философская и политическая публицистика. Духовная проза . -М., 1996.

103. Корольков А.А. Пророк в своем Отечестве // К.Н. Леонтьев: pro et contra. -СПб., 1995. Кн. 2.

104. Котельников В.А. Парадокс о писателе // Леонтьев К.Н. Египетский голубь.-М., 1991.

105. Котельников В.А. Православные подвижники и русская литература. М., 2002.

106. Кочетков В.И. Жизнь и судьба неузнанного гения // Леонтьев К.Н. Письма отшельника. М., 1992.

107. Криволапое В.Н. Оптина пустынь: ее герои и тысячелетние традиции // Писатель и время: Сборник документальной прозы . М.,1991.

108. Крупчанов Л.М. Литература 1870-х годов // История русской литературы XIX века (70-90-е годы). -М., 2001.

109. Лавров П.Л. Философия и социология. М.Д965.

110. Лазурский В.Ф. Дневник // Литературное наследство. 1975. - №37-38.

111. Ларош П., Маевская Е. Французско-русский словарь. М., 2003.

112. Лебедев Ю.В. Художественный мир Пушкина // Литература XIX века. Учебное пособие для учащихся 10 класса средней школы в двух частях. -М., 2004. 4.1.

113. Леонов Л.М. Слово о Толстом // Литературное наследство. М., 1961. Т.69. Кн.1.

114. Леонтьев К.Н. Анализ, стиль и веяние // Вопросы литературы. 1988. -№12.

115. Леонтьев К.Н. Восток, Россия и Славянство: Философская и политическая публицистика. Духовная проза. М., 1996.

116. Леонтьев К.Н. Избранные письма. СПб., 1993.

117. Леонтьев К.Н. Письмо провинциала к Тургеневу // Отечественные записки. 1859. Кн.У.

118. Леонтьев К.Н. Полное собрание сочинений и писем: В 12 т. СПб., 2000.

119. Леонтьев К.Н. Собрание сочинений: В 9т. М., 1912.

120. Лермонтов М.Ю. Собрание сочинений: В 4-х т. М., 1984. T.IV.

121. Лернер Н.О. «О романах гр.Л.Н.Толстого» К.Н.Леонтьева // Исторический вестник. 1911. - Т. 126.

123. Лесков Н.С. Герои Отечественной войны по гр.Л.Н.Толстому // Роман Л.Н.Толстого «Война и мир » в русской критике. Л., 1989.

124. Лесков Н.С. Граф Л.Н. Толстой и Ф.М.Достоевский как ересиархи (Религия любви и религия страха) // Н.С. Лесков о литературе и искусстве. Л., 1984.

125. Лихачев Д.С. Литература-реальность-литература.-Л., 1981.

126. Лотман Ю.М. Анализ поэтического текста. Л., 1972.

127. Лотман Ю.М. Роман А.С.Пушкина «Евгений Онегин ». Комментарий. -Л.,1983.

129. Малинин Д.И. Переписка А.Н.Островского и Н.Я.Соловьева // Труды Костромского науч. об-ва по изучению местного края. 1928. - Вып. 42.

130. Манн Т. Собрание сочинений: В 10 т. М., 1960. Т. IX.

131. Маркевич Б.М. Полное собрание сочинений: В11т. -М.,1912.

132. Марков Е.Л. Романист-психиатр // Русская речь. 1879. - №5.

133. Машинский С.И. С.Т.Аксаков: жизнь и творчество. М., 1973.

134. Мезьер А.В. Русская словесность с XI по XIX столетие включительно. -СПб., 1902.

135. Мережковский Д.С. Акрополь. Избранные литературно-критические статьи.-М., 1991.

136. Милль Дж.С. Основы политической экономии. М., 1980.

137. Миночкина Л.И. К.Н.Леонтьев о творчестве Островского // Дергачевские чтения 98: Русская литература: национальное развитие и региональные особенности. - Екатеринбург, 1998.

138. Миночкина Л.И. Новый взгляд на роль русской критики на рубеже XIX-XX веков (КЛеонтьев и В.Розанов) // Вестник Челябинского университета. -Челябинск, 1997.

139. Мир политической мысли. Хрестоматия по политологии: В 4 ч. СПб., 2001.4.4.

140. Митрофанов Г. (протоирей). Религиозно-философские воззрения К.Н. Леонтьева и их значение для русской церковной культуры // Ежегодная Богословская конференция: Материалы 1997г. -М.,1997.

141. Михайловский Н.К. Десница и шуйца Льва Толстого // Критика 70-х гг. XIX века.-М., 2002.

142. Мотылева Т.Л. «Война и мир » за рубежом. М.,1978.

143. Мурзак И.И., Ястребов А.Л. «Когда ум с сердцем не в ладу.» // Литература. -1998.-№43.

144. Мюллер В.К. Англо-русский словарь. -М., 1985.

145. Незеленов А.И. Как и почему пропущена одна глава из повести «Капитанская дочка » //Шесть статей о Пушкине А.И. Незеленова. СПб., 1892.

146. Никитенко А.В. Дневник: В 3-х т. Л., 1956.Т I.

147. Никитин (В.Н.Княжнин) Два своеручных доклада К.Леонтьева в Московский Цензурный Комитет // Русский архив. 1915. - X.

148. Новгородцев П.И. Введение в философию права. Кризис современного правосознания // Мир культуры, истории и философии. СПб., 2000.

149. Овсянико-Куликовский Д.Н. Собрание сочинений: В 13 т. СПб., 19121914. Т. VI.

150. Одоевский В.Ф. Русские ночи. -М., 1913.

151. Океанский В.П. Герменевтическое пространство «Легенды о Великом Инквизиторе »: вслед за К.Н.Леонтьевым // Филологические штудии. -Иваново, 1995.

152. Оляшек Б. Проявления позитивистского мировосприятия в русской литературе XIX века // Идеи позитивизма в русской словесности. Lodz, 2000.

153. Опульская Л.Д. Роман-эпопея Л.Н.Толстого «Война и мир ». М.,1987.

154. Островский А.Н. Полное собрание сочинений. В 12-ти т. -М.,1977.

155. Очерки истории русской литературной критики: В 4-х т. СПб., 1999. T.I.

156. Панаэтов О.Г. Полифонизм и соборность как категории поэтики : Ф.М. Достоевский и К.НЛеонтьев: Автореф. канд. филол. наук. Краснодар, 1998.

157. Писарев Д.И. Старое барство // Роман Л.Н.Толстого «Война и мир » в русской критике. Л., 1989.

158. Писемский А.Ф. Собрание сочинений: В 5-ти т. М., 1982. Т.1П.

159. Победоносцев К.П. Церковь и государство // Москва. -1991. №5.

160. Поселянин Е. (Погожев Е.Н.). Леонтьев. Воспоминания // К.Н. Леонтьев: pro et contra. СПб., 1995. Кн.1.

161. Поспелов Г.Н. Реализм и его разновидности в русской литературе XIX века // Поспелов Г.Н. Проблемы исторического развития литературы. -МД971.

162. Потебня А.А. Теоретическая поэтика. М., 1990.

163. Преп. Амвросий 11 Свято-Введенская Оптина Пустынь. Козельск, 1997.

164. Преп. Иоанн Лествичник. Лествица. Сергиев Посад, 1908.

165. Пропиратов. Новая «Дикарка » или неудовлетворенный эстетик // Стрекоза. 1880. -№ 7.

166. Пушкин А.С. Собрание сочинений: В 15 т. -М.,1998.

167. Рабкина Н.А. Литературные уроки (Тургенев и Леонтьев история взаимоотношений) // Вопросы литературы. - 1991. - №4.

168. Ренан Э.Ж. История первых веков христианства. М.,1991.

169. Репников А.В. Русская армия глазами консерваторов // Эхо: Сборник статей по новой и новейшей истории Отечества. М., 2000. № 4.

170. Репников А.В. «Эстетический аморализм » в произведениях К.Н.Леонтьева. -М.,1999.

171. Розанов В.В. К.Леонтьев об Ап. Григорьеве // Новое время. -1915. XII.

172. Розанов В.В. О Константине Леонтьеве // К.Н. Леонтьев: pro et contra. -СПб., 1995. Кн. 1.

173. Розанов В.В. Собрание сочинений: Легенда о Великом инквизиторе. М., 1990.

174. Розанов В.В. Собрание сочинений: Литературные изгнанники: Н.Н.Страхов и К.Н.Леонтъев. М., 2001.

175. Розанов В.В. Эстетическое понимание истории // К.Н. Леонтьев: pro et contra. СПб., 1995. Кн.1.

176. Сабуров А.А. «Война и мир » Л.Н.Толстого: проблематика и поэтика. М., 1959.

177. Савинова Е. Л.Толстой и позитивизм // Идеи позитивизма в русской словесности. Lodz, 2000.

178. Салтыков-Щедрин М.Е. Рецензия на роман Леонтьева «В своем краю » // Современник, 1864. X.

179. Салтыков-Щедрин М.Е. Собрание сочинений: В 10-ти т. -М., 1988. T.I.

180. Св. Исаак Сирин . Слова подвижнические. М.,1993.

181. Скабичевский А.М. Литературные противоречия // Отечественные записки. 1874.-№3.

182. Скатов Н.Н. Литературные очерки. -М., 1885.

183. Скафтымов А.П. К вопросу о соотношении теоретического и исторического рассмотрения в истории литературы // Русская литературная критика. -Саратов, 1993.

184. Скафтымов А.П. Нравственные искания русских писателей . М.,1972.

185. Словарь литературоведческих терминов. М.,1974.

186. Словарь русского языка: В 4-х т. М., 1957.

187. Соколов А.Н. Теория стиля. -М.,1968.

188. СолганикГ.Я. Синтаксическая стилистика. -М., 1991.

189. Соловьев B.C. Три речи в память Достоевского // Соловьев B.C. Литературная критика. М., 1990,

190. Соловьев Н.И. Война или мир? // Роман Л.Н.Толстого «Война и мир » в русской критике. Л., 1989.

191. Соловьев С.М. О некоторых особенностях изобразительности Пушкина // В мире Пушкина. М., 1974.

192. Станкевич А.В. Каренина и Левин. Литературно-критический очерк // Вестник Европы. 1878. - №4.

193. Страхов Н.Н. Значение смерти // Страхов Н.Н. Мир как целое. Статьи из науки о природе. СПб., 1892.

194. Страхов Н.Н. Литературная критика. М., 1984.

195. Строганова Е.Н. Пушкинские начала в «Войне и мире » Л.Н.Толстого. -Калинин, 1989.

196. Струве П.Б. Константин Леонтьев // К.Н. Леонтьев: pro et contra. СПб., 1995. Кн.1.

197. Суворин А.С. Историческая сатира // Критика 70-х гг. XIX века. М., 2002.

198. Сычевский С.И. Очерки новейшей русской литературы. «Война и мир » гр. Л.Н.Толстого // Одесский вестник. -1868.-№155.

199. Тагор Р. Религия художника // Восточный альманах. 1961. - №4.

200. Тихомиров В.В. Русская литературная критика середины XIX века: проблемы критического метода. Новгород, 1997.

201. Тихомиров Л.А. Тени прошлого. К.Н.Леонтьев // К.Н. Леонтьев: pro et contra. СПб., 1995. Кн.2.

202. Ткачев П.Н. Больные люди // Ткачев П.Н. Избранные сочинения: В 4-х т. -М., 1932. Т.Ш.

203. Толстая С.А. Дневники Софьи Андреевны Толстой. 4.1-3. -М., 1928. 4.1.

204. Толстой Л.Н. Собрание сочинений: В 22 т. М., 1980.

205. Томашевский Б.В. Стилистика и стихосложение. М.,1959.

206. Трофимов Е.А. Метафизическая поэтика Пушкина. Иваново, 1999.

207. Трубецкой С.Н. Разочарованный славянофил // К.Н. Леонтьев: pro et contra.-СПб., 1995. Кн.1.

208. Тургенев И.С. Письма И.С.Тургенева К.Леонтъеву // Русская мысль.-1886,- XII.

209. Тургенев И.С. Собрание сочинений: В 10-ти т. -М., 1961.

210. Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М.,1977.

211. Урнов Д.М. «Точное слово » и «точка зрения » в англо-американской повествовательной прозе // Теория литературных стилей. М., 1977.

212. Усманов С.М. Среди вершин. Вл.Соловьев и Н.Н.Страхов в переписке В.В.Розанова и К.Н.Леонтьева // Незавершенная энтелехийность: отец Павел Флоренский, Василий Розанов в современной рефлексии. Кострома, 2003.

213. Усманов С.М., Данилов А. А. Диалог об истории // Энтелехия. Кострома, 2002.

214. Успенский Г.И. Полное Собрание сочинений: В 11 т. -М., 1952. T.XI.

215. Фет АЛ. Воспоминания: В 3-х т. Пушкино, 1992. Т.П.

216. Философский энциклопедический словарь. М.,1998.

217. Фихте И.Г. Основные черты современной эпохи. СПб., 1993.

218. Флоренский П. Храмовое действо как синтез искусств // Писатель и время: Сборник документальной прозы. М.,1991.

219. Флоровский Г.П. Пути русского богословия. Париж, 1988.

220. Фортунатов Н.М. Творческая лаборатория Л.Толстого. М.,1983.

221. Фохт У.Р. Типологические разновидности русского реализма (К методологии изучения вопроса) // Проблемы типологии русского реализма. -М.,1969.

222. Франк С. Этюды о Пушкине. М., 1999.

223. Франкл В. Человек в поисках смысла. -М., 1990.

224. Фрейд 3. Психоаналитические этюды. Минск, 1991.

225. Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра. М., 1997.

226. Фудель И.И. Культурный идеал К.Н.Леонтьева // К.Н. Леонтьев: pro et contra. СПб., 1995. Кн. 1.

227. Хайдеггер М. Что такое метафизика?// Время и бытие. М., 1993.

228. Хализев В.Е. Теория литературы. М., 2002.

229. Хатунцев С.В. Цвет жизни (К.Н.Леонтьев о национализме и национальной политике) //Подъем. -2002. №10.

230. Хомяков А.С. Сочинения в двух томах. М.,1994. Т.П.

231. Хомяков А.С.Стихотворения. М., 2005.

232. Храпченко М.Б. Собрание сочинений в 4-х т. М., 1980. Т. Ш.

233. Цебрикова М.К. Наши бабушки // Роман Л.Н.Толстого «Война и мир » в русской критике. Л.,1989.

234. Цилевич Л.М. Сюжетность как литературоведческая категория // Сюжет и художественная система. М., 1987.

235. Черников А.П. «Неузнанный феномен » (К.Леонтьев как литературный критик) // Оптина пустынь и русская культура: тезисы докладов конференции. Калуга, 2000.

236. Чернышевский Н.Г. Полное собрание сочинений: В 15 т. М., 1948-1950. T.XV.

237. Чичерин А.В. Очерки по истории русского литературного стиля. -М.,1985.

238. Чичерин А.В. Ритм образа. М., 1980.

239. Чичерин А.В. Сила поэтического слова. М.,1985.

240. Шанский Н.М., Иванов В.В., Шанская Т.В. Краткий этимологический словарь русского языка. -М.,1997.

241. Шевцова-Щеблыкина Л.И. Литературно-критическая деятельность А.В. Дружинина в 40-50-е годы XIX века. М., 2001.

242. Шеллинг Ф. Сочинения в двух томах. М., 1987. Т.П.

243. Шкловский В.Б. Материал и стиль в романе Л.Н.Толстого «Война и мир ». -М.,1928.

244. Щебальский П.К. «Война и мир ». Соч. гр. Л.Н.Толстого // Русский вестник. -1868. -№1.

245. Эйхенбаум Б.М. Лев Толстой. Семидесятые годы. Л., 1960.

246. Эйхенбаум Б.М. Литература, теория, критика и полемика. Л., 1927.

247. Юнг К.Г. Проблемы души нашего времени. М., 1994.

248. Юрьева И.И. Пушкин и христианство. М., 1998.

249. Lukashevich S. Konstantin Leontev (1831 1891): A study in Russian «Heroic Vitalism». New York. 1967.

250. Mondry H. Another literary parody on Chemyshevsky in K.Leontiev"s In my own land // Die Welt der Slaven. 1990. XXXV.

Обратите внимание, представленные выше научные тексты размещены для ознакомления и получены посредством распознавания оригинальных текстов диссертаций (OCR). В связи с чем, в них могут содержаться ошибки, связанные с несовершенством алгоритмов распознавания.
В PDF файлах диссертаций и авторефератов, которые мы доставляем, подобных ошибок нет.


25 января исполняется 185 лет со дня рождения выдающегося мыслителя, одного из классиков «русской идеи» Константина Николаевича Леонтьева. Этот «некруглый» юбилей – хороший повод вернуться к анализу его идей, многие из которых актуальны и для сегодняшнего дня.

К.Н. Леонтьев родился в 1831 году в Калужской губернии, в дворянской семье, получил медицинское образование, в качестве военного врача участвовал в Крымской войне. К 1850-м годам относятся его первые литературные опыты, благосклонно встреченные Тургеневым. Продолжал он создавать художественные произведения и в 60-е годы, находясь на дипломатической службе в Османской империи, а различных областях Балканского полуострова, где познакомился с жизнью турок, греков, болгар и других народов этой этнически пёстрой империи. Занимался он и литературной критикой.

Но по-настоящему Леонтьев раскрылся не как беллетрист, а как историософ, создатель особой концепции развития, а также политический публицист, противостоящий либеральным идеологам, а порой не щадивший и своих коллег по «консервативному» лагерю. К 1871 году относится его духовный кризис: из человека, равнодушного к религиозным вопросам, он становится убеждённым православным христианином, едет на Афон, а после возвращения в Россию подолгу живёт в монастырях. В 1891 году, за несколько месяцев до смерти, он принимает монашеский постриг в Оптиной пустыни.

В этой статье нет возможности анализировать всё многогранное творчество К. Леонтьева, тем более что в литературе оно освещено достаточно. Как авторы «Серебряного века», так и современные исследователи посвятили множество страниц анализу его «эстетизма», особенностям его религиозных воззрений, историческому пессимизму, отношениям с другими «властителями дум» того времени (Достоевским, Толстым, Соловьёвым, Розановым и др.). Обратимся лишь к некоторым аспектам его наследия.

Историко-философская Леонтьева лежит в русле так называемого «цивилизационного подхода» к истории человечества. Основы этого подхода, в XX столетии развитого в работах таких западных философов и историков, как О. Шпенглер («Закат Европы») и А. Тойнби («Постижение истории») были заложены в русской общественной мысли. Одним из первых его представителей считается Н.Я. Данилевский (1822-1885), учеником которого считал себя Леонтьев. В XX веке цивилизационный подход нашёл своих последователей в лице евразийцев – идейно-политического течения в русской эмиграции в 20-30-е годы во главе с такими видными мыслителями, как Н.С. Трубецкой (1890-1938), П.Н. Савицкий (1895-1968) и Л.П. Карсавин (1882-1952). Во второй половине столетия крупнейшим представителем своеобразно понятого цивилизационного подхода в России (СССР) стал Л.Н. Гумилёв (1912-1992).

Многие исследователи задавались вопросом: можно ли считать Леонтьева славянофилом. Если понимать славянофильство не в узком смысле (как «любовь к славянам»), а как одно из двух основных течений русской мысли, противостоящее западничеству, то, безусловно, Леонтьев к нему принадлежит. Более того, разлом между славянофилами и западниками проходит и внутри других идейных направлений. Скажем, среди русских революционных демократов «славянофилом» был Герцен (которого Леонтьев, несмотря на идейные расхождения, очень ценил и находился под его влиянием), а «западником» – Чернышевский. В современной России наличие этих двух больших и сложных «сверхнаправлений» тоже видно невооружённым глазом.

Но со славянофилами в «узком» смысле Леонтьева разделяло многое. Славянофильская доктрина впервые чётко противопоставила Россию Западу. Но критерии для такого противопоставления лежали по большей части в моральной области. К.С. Аксаков писал: «В основании государства Западного: насилие, рабство и вражда. В основании государства Русского: добровольность, свобода и мир. Эти начала составляют важное и решительное различие между Русью и Западной Европой и определяют историю той и другой». Противоборство России и Запада возводилось к различию духовных основ – православия и католичества, которое и породило в итоге все современные европейские беды. Но к принципу конфессиональному славянофилы добавили заимствованный из Европы принцип национальный, чем усложнили свою концепцию (потому что многие православные – не славяне и многие славяне – не православные). Ю.Ф. Самарин писал: Восток «значит не Китай, не Исламизм, не Татары, а мир славяно-православный, нам единоплемённый и единоверный, вызванный к сознанию своего единства и своей силы явлением Русского государства». Славянофилы находились под влиянием гегелевского учения о народах «исторических» и «неисторических». По замечанию Г. Флоровского, славянофилы лишь смогли прибавить к числу исторических народов ещё один и к западной колее истории – восточную (православную).

Новым этапом в развитии славянофильского учения стали идеи Данилевского («Россия и Европа»). Моральный критерий у него ещё сохраняется (католичество – «ложная форма христианства», «продукт лжи, гордости и невежества»), но ему не придаётся определяющего значения. Данилевский по-прежнему делит народы на исторические и неисторические, причисляя к последним дикарей, кочевников и «этнографический материал» вроде финнов, но отказывается от линейной схемы прогресса и обращает внимание на азиатские цивилизации – Китай, Индию, мусульманский мир. Данилевский вводит понятие «культурно-исторических типов», но в их определении остаётся существенная неясность: он говорит и о параллельном существовании культурно-исторических типов, и в то же время – следуя в русле славянофильской доктрины – об их последовательной смене. Так, славянский культурно-исторический тип должен в ближайшем будущем заменить собой тип европейский. Славянский тип – выше всех прочих, он «четырёхосновный», т. е. вносит в копилку человечества вклад во всех четырёх сферах человеческой деятельности – политике, экономике, культуре и религии, тогда как все предыдущие типы были одно- или двухосновными. Данилевский больше не считает Россию «второй Европой» – к Европе он причисляет только романо-германские народы. Идеи Данилевского стали главным идеологическим обоснованием панславизма.

К.Н. Леонтьев в начале своей публицистической деятельности был приверженцем идей Данилевского, и позже, до конца жизни, считал его своим учителем. Уже в статье «Грамотность и народность» (1870 г.) Леонтьев пишет: «Мы желали бы, чтобы Россия от всей Западной Европы отличалась настолько, насколько греко-римский мир отличался от азиатских и африканских государств древней истории или наоборот» (а не как, скажем, Голландия от Бельгии). Влияние панславизма чувствуется в его статьях, посвящённых балканским проблемам: в статье «Панславизм и греки» он говорит о неизбежности слияния всех славян в конфедерацию во главе с русским царём; но уже здесь в противоположность мнению Данилевского (который считал Турцию первым врагом славянства) он высказывает мнение, что Турция должна быть союзником России против главного врага – Запада: «Не самой Турции, не султану Россия была и должна быть враждебна; она была и должна быть враждебна западным интригам, которые до сих пор так беспрепятственно разыгрывались в недрах организма Турецкой империи». «Всегдашняя опасность для России – на Западе; не естественно ли ей искать и готовить себе союзников на Востоке? Если этим союзником захочет быть и мусульманство, тем лучше».

Уже в этой статье Леонтьев высказывает мысли, позже легшие в основу брошюры Н. Трубецкого «Европа и человечество»: «Если весь Восток… не захочет отдать свои верования и надежды на пожирание тому, что тогда назовётся, вероятно, тоже прогрессом?.. Если Запад не найдёт силы отстоять у себя то, что дорого в нём было для всего человечества; разве и тогда Восток обязан идти за ним? О нет! Если племена и государства Востока имеют смысл и залоги жизни самобытной, за которую они каждый в своё время проливали столько своей крови, то Восток встанет весь заодно, встанет весь оплотом против безбожия, анархии и всеобщего огрубления». На таком глобальном фоне весь босфоро-балканский вопрос выглядит довольно незначительным.

Несмотря на проповедь дружбы с турками, важное место в системе взглядов Леонтьева занимало будущее взятие русскими Константинополя. Особенно этот момент усилился после русско-турецкой войны 1877-1878 гг., когда только вмешательство европейских держав спасло Турцию от потери всего Балканского полуострова, и она стала по сути полуколонией Запада. Но Леонтьева пугала перспектива победы либерального панславизма, который тогда господствовал в общественном сознании. Только после гибели Александра II и начала «контрреформ», которые вселили в Леонтьева на первых порах определённые надежды, он стал выступать за возможно скорейшее присоединение Константинополя. Только теперь, пишет он в «Письмах о восточных делах», «мы имеем полное право предпочитать себя султану на берегах Босфора не только из честолюбия, корысти или какого бы то ни было политического эгоизма, но и в смысле культурного долга».

В своём главном труде – «Византизм и славянство» – Леонтьев подвергает сомнению существование некоей объединяющей всех славян идеи – «славизма», равнозначного, например, «европеизму». В культурном отношении болгары напоминают греков, чехи – немцев, словаки – венгров; более-менее своеобразны только русские и поляки, но между собой их опять-таки мало что объединяет. По религии славяне разделены на православных, католиков и мусульман. Объединяет их только язык и происхождение, но «любить племя за племя – натяжка и ложь. Другое дело, если племя родственное хоть чем-нибудь согласно с нашими особыми идеями, с нашими коренными чувствами».

Здесь появляется концепция «культурофильства», которое Леонтьев считал самой ценной составляющей славянофильства: «культура есть не что иное, как своеобразие (китаец и турок поэтому, конечно, культурнее бельгийца и швейцарца!)». В связи с этим Леонтьев отмечает заслугу Данилевского: «он первый в печати смело поставил своеобразие культуры как цель. Московские славянофилы всё как-то не договаривались до этого; они вместо того, чтобы сказать, что без своей культуры и жить России не стоит, говорят, что на Западе всё ложь, или что у нас то или другое не привьётся, неудобно и т. п. натяжки». Что же до южных славян, то они изрядно заражены европейским духом и утратили значительную часть национальной культуры, поэтому чересчур близко с ними – на данном историческом этапе – сходиться нельзя.

В заметке «Моя литературная судьба» Леонтьев приводит разговор по этому поводу с И.С. Аксаковым. Леонтьев: «В славянофильстве не столько сами славяне важны, сколько то, что в них есть особенного славянского, отделяющего нас от Запада… Я часто думал также, если бы Хомякова и Киреевских, или брата вашего поднять из гроба и спросить у них по совести, что лучше: слияние русских с югославянами и неизбежная при этом утрата последней культурной оригинальности, отделяющей нас от Запада, или союз с турками, тибетцами, индусами какими-нибудь, чтобы только создать что-нибудь своё особое, органическое под их воздействием, хотя бы и косвенным, – то все прежние славянофилы предпочли бы этих азиатцев – славянам». Аксаков с ним согласился, но заметил: «Славянофилы надеются, что сближение всех славян между собою – послужит к выработке этих особенностей». У Леонтьева же такой надежды не было.

В противовес несуществующему славизму Леонтьев конструирует «византизм» – систему идей, которые, придя из Византии, оказали определяющее влияние на формирование русского государства и всю его жизнь. Правда, нельзя не отметить, что южные славяне подверглись никак не меньшему, чем русские, воздействию Византии, но тем не менее оказались не столь защищёнными от европейских влияний. И тут роль Турции видится двоякой: с одной стороны, до поры до времени она оберегала славян от Европы, но с другой, уничтожив или отуречив их национальные элиты, тем самым сделала их менее стойкими в этом отношении после освобождения от её господства. «Элиты» стали нарождаться заново в лице европеизированной буржуазии и связанной с ней интеллигенции.

При этом, разумеется, неправильно было бы говорить о какой-то враждебности Леонтьева славянам. Все его скептические рассуждения относились к конкретному, современному для него историческому этапу, когда в самой России скрепляющие «византийские» принципы были подорваны и господствовал либерализм. В случае же преодоления этой тенденции славянское объединение, пронизанное «византизмом», было вполне возможно и полезно.

Леонтьева со славянофилами разделяло и отношение к Западу. Для понимания этого отношения надо учитывать леонтьевскую «триединую теорию развития», сформулированную в историко-философском трактате «Византизм и славянство» (1872-1873). Согласно ей, каждое явление (как в органическом, так и в социальном мире) в своём существовании проходит три стадии: от первичной простоты к «цветущей сложности» и далее к «вторичному смесительному упрощению». В начале этого пути явление, с одной стороны, наименее внутренне дифференцированно, а с другой, сходно с другими явлениями того же порядка. На стадии «цветущей сложности» явление приобретает максимум своеобразных черт и становится максимально дифференцированным в своих составных частях. Современный европейский «либеральный прогресс» Леонтьев считает признаком вторичного смесительного упрощения: государства становятся, с одной стороны, более схожими друг с другом, утрачиваются национальные особенности, традиции, а с другой – стираются грани внутри государства, которые в период цветущей сложности способствовали культурному расцвету.

Срок жизни государства, по Леонтьеву, составляет 1000-1200 лет. До середины этого срока, то есть до начала «смесительного упрощения», «все прогрессисты правы, все охранители не правы. Прогрессисты тогда ведут государство и нацию к цветению и росту». Наоборот, «после этого невозвратного дня (дня цветения – П. П.) достойнее быть якорем или тормозом для народов, стремящихся вниз под крутую гору». В критическом отношении к прогрессу Леонтьев сходился со многими русскими мыслителями. Например, И.С. Аксаков писал: «Истощаясь в усилиях уравнить человечество по своей внешней логической мерке, ревнители-“прогрессисты” безотчётно стремятся понизить его, хотя бы способом самой тиранической нивелировки, до самого низменного, действительно общего уровня и убить, наконец, самую свободу и разнообразие жизни». Леонтьев считал, что всеобщая демократизация, разложение национальных культур, материализм и т.д. – это симптомы того, что Запад находится в последней стадии разложения. Именно этим, а не своими католическими «началами» (вопреки мнению славянофилов), опасен современный Запад.

Из той же «теории развития» Леонтьев выводит возможное будущее России. Он не разделяет распространённую точку зрения об её исторической «молодости». Россия если и моложе Европы, то не намного – лет на 100, а потому шансов на создание нового культурно-исторического типа, наследующего западному, у неё немного. Гибель Запада совсем не обязательно означает расцвет России – возможно, наоборот, он заразит её и утащит за собой в могилу. Надежды на новую культуру то появлялись у Леонтьева, то исчезали вновь. Серьёзно их поколебало знакомство с произведениями В.С. Соловьёва. Леонтьев писал об этом: «1. Хотя Соловьёв всерьёз нападает на самую теорию культурных типов, но я думаю, что с этой стороны Страхов и Бестужев-Рюмин (защищающий её) оба правее его. Культурные типы были и есть (хотя и везде более или менее тают на наших глазах). Соловьёв, кажется, прав в одном обвинении: культурные типы не связаны с одной национальностью… 2. Особые культурные типы были, но из этого ещё не следует, что они всегда будут; человечество легко может смешаться в один общий культурный тип. Пусть это будет перед смертью – всё равно. 3. И если даже допустить, что романо-германский тип, несомненно разлагаясь, уже не может в нынешнем состоянии своём удовлетворить всё человечество, то из этого вовсе ещё не следует, что мы, славяне… дадим полнейший 4-х-основный культурный тип, как мечтает и даже верит Данилевский».

Тем не менее, он рассматривал возможности создания этой новой цивилизации. В первую очередь необходимо было взятие Константинополя («Царьграда»): «Цареградская Русь освежит московскую, – ибо московская Русь вышла из Царьграда; она более петербургской культурна, т. е. более своеобразна; она переживёт петербургскую». Леонтьев даже готов был пожертвовать частью российских территорий в пользу Германии «на бесполезном и отвратительном северо-западе нашем», чтобы заручиться её поддержкой в установлении господства на юге. Столицу же собственно России он предлагал перенести в Киев, на родину русской государственности, а заодно поближе к тому же Царьграду.

У Леонтьева появляются и представления о некой всемирной миссии России: «Будь я не русский, а китаец, японец или индус… я, взглянув на земной шар в конце XIX века, сказал бы…: “Да, кроме России, пока я не вижу никого, кто бы в XX веке мог выйти на новые пути и положить пределы тлетворному потоку западного эгалитаризма и отрицания”…». От России, по мнению Леонтьева, может начаться освобождение Востока.

К.Н. Леонтьев, будучи последователем Н.Я. Данилевского, наверняка обращал внимание на его слова о двух формах западничества. Первая форма – это космополитизм, отсутствие патриотизма. Вторая же форма – «чисто политический патриотизм»: «Он признаёт бесконечное во всём превосходство европейского перед русским… а между тем, однако, отрекается от всех логических последствий этого взгляда; желает внешней силы и крепости без внутреннего содержания, которое её оправдывало бы, – желает свища с крепкою скорлупою». Главное, по мнению Данилевского, не государственная сила, а национальная культура, которая, впрочем, тесно связана с политическим единством нации. Отсюда вытекает всемерное одобрение и отстаивание так называемого принципа национальностей, получившего распространение в Европе с середины XIX в. в противовес господствовавшему ранее легитимизму. Данилевский одобрял национально-освободительные движения в Греции и Бельгии, объединение Италии.

Леонтьев, исходя из того же мнения о национальной культуре как самоцели, в отношении политического национализма пришёл к прямо противоположным выводам. На протяжении всей своей публицистической деятельности он отстаивал положение, по которому национально-освободительные движения напрямую связаны с процессом либерального разрушения традиционных культур и государственных систем. «Идея же национальностей, – пишет Леонтьев в «Византизме и славянстве», – в том виде, в каком её ввёл в политику Наполеон III, в её нынешнем модном виде есть не что иное, как тот же либеральный демократизм, который давно уже трудится над разрушением великих культурных миров Запада». Надо признать, что эта позиция получила дополнительное подтверждение в наши дни, особенно на примере бывших республик СССР и стран Восточной Европы. Этнический национализм дробит более крупные цивилизационные образования, помогая тем самым установлению западной гегемонии.

Одобряя легитимизм, Леонтьев в то же время разделяет государственную и национальную политику, понимая последнюю как «культурно-обособляющую». Например, политика Петра I была «в высшей степени государственна для своего времени но при этом антинациональна почти во всём…». Этот подход сближал Леонтьева со славянофилами, но в целом по национальному вопросу они с ним серьёзно расходились. Публикация работы «Национальная политика как орудие всемирной революции» вызвала ряд неодобрительных откликов славянофилов. П.Е. Астафьев обвинил Леонтьева в «нападении на национальный идеал» и в том, что он не признаёт «национальную самобытность» за основу культуры. Под «национальной самобытностью» здесь понималась прежде всего политическая независимость нации, и с этим Леонтьев действительно не мог согласиться; сам же он отождествлял национальную самобытность с культурной самобытностью и «национальный идеал» с «культурным идеалом».

«Тот народ, – писал он, – наилучше служит и всемирной цивилизации, который своё национальное доводит до высших пределов развития; ибо одними и теми же идеями, как бы ни казались они современникам хорошими и спасительными, человечество постоянно жить не может».

Как известно, К. Леонтьев всячески подчёркивал свою приверженность консервативным и даже реакционным взглядам. В 60-е годы, находясь за пределами России, он ещё питал иллюзии по поводу реформ Александра II, считая, что они «отдаляют нас от Европы» («Грамотность и народность»). Но, приехав в Россию в 1874 г., он обнаружил, что «либеральный европеизм» в различных формах распространяется в России всё сильнее. Надежды на возможность создания нового культурного типа на русской основе стали таять. Смерть Александра II и начало «контрреформ» Александра III снова вселили в него некоторые надежды. По мнению Леонтьева, реакция знаменовала собой возвращение к принципам византизма, пошатнувшимся в предыдущее царствование. Из реформ Александра II Леонтьев одобрял только крестьянскую, носившую, по его мнению, не либеральный характер: «Только наделение крестьян землёю и сохранение земельной общины можно назвать мерой государственно-социалистической (прошу никого не пугаться слова-“жупела”), а не либеральной». Остальные же реформы – земская, судебная, военная и т.д. – приближали Россию к современному Западу. Теперь же другое дело, о лидерах новой политики – Каткове, Победоносцеве, Пазухине – Леонтьев отзывался положительно. Казалось, они воплощают в жизнь знаменитый призыв Леонтьева: «Надо подморозить хоть немного Россию, чтобы она не “гнила”».

Но «реакция» надежд Леонтьева не оправдала. Впадая в некоторое противоречие с собственным вышеприведённым высказыванием, он пишет о Победоносцеве: «Он как мороз; препятствует дальнейшему гниению, но расти при нём ничего не будет. Он не только не творец; он даже не реакционер, не восстановитель, не реставратор, он только консерватор в самом тесном смысле слова; …старая “невинная” девушка и больше ничего». Как мы видим, теперь Леонтьев признаёт недостаточным простое «подмораживание». И правда – в «Записке о необходимости новой большой газеты в С.-Петербурге» (1882) мы читаем: «истинно русская мысль должна быть, так сказать, прогрессивно-охранительной; выразимся ещё точнее: ей нужно быть реакционно-двигающей, т. е. проповедовать движение вперёд на некоторых пунктах исторической жизни, но не иначе, как посредством сильной власти и с готовностью на всякие принуждения». Надо учесть, что к «прогрессу» Леонтьев всегда относился резко отрицательно и отождествлял его с либерально-эгалитарным всеобщим разложением. Теперь же он сам говорит о «прогрессивно-охранительной» мысли. Что же это – приспособление к «духу времени»? Можно сказать и так, если под «приспособлением» понимать не «подчинение», а поиск более эффективных методов борьбы.

В противовес либеральным политическим реформам он предлагает реформы экономические, но «совсем не по западному и тем более не по либеральному пути». Леонтьев предлагал ввести неотчуждаемость дворянских земель, запретить их продажу, но точно так же закрепить и крестьянские земли за сельской общиной. «Необходимо вступить решительным и твёрдым шагом на путь чисто экономических, хозяйственных реформ, необходимо опередить в этом отношении изношенную духом Европу, стать во главе движения… из “последних стать первыми” в мире». Эти размышления вскоре привели Леонтьева к идее, получившей известность как «социалистическая монархия».

Но сначала надо поговорить о том, как вообще русские мыслители, предшественники Леонтьева, воспринимали социализм. Я сейчас не говорю о «революционных демократах», их отношение к социализму известно. Либералы-западники считали социализм «крайностью» и критиковали его с буржуазных позиций. Что же касается славянофилов, то их отношение к социализму было более сложным. По словам В. Кожинова, «утверждая, что содержание славянофильской мысли “выше” западного социализма, Хомяков исходил прежде всего из реального существования в тогдашней России крестьянской общины, могущей стать, по его убеждению, основой плодотворного бытия страны в целом. “Община промышленная, – писал в 1848 году Хомяков, – есть или будет развитием общины земледельческой”». Поэтому в России, по мнению славянофилов, просто не было тех общественных противоречий, которые на Западе ведут к появлению социализма. Так же думал и Данилевский: община для России является столь же законной формой собственности, как частная собственность в Европе; поэтому что революционно для Европы, то охранительно для нас. «Европейский социализм, – писал он, – есть учение революционное не столько по существу своему, сколько по той почве, где ему приходится действовать».

Леонтьев первоначально считал, что западный социализм является только доведённым до логического конца либерализмом, с его стремлением к свободе и равенству: от политического равенства недолог путь к равенству экономическому. В работе «Средний европеец как идеал и орудие всемирного разрушения» он разбирает учения Прудона и Кабе и приходит к выводу, что идеалы обоих по сути своей буржуазны, что подметил ещё Герцен. А поскольку Россия, как считал Леонтьев в 70-е годы, движется полным ходом к либерализации, то и социалистическая перспектива для неё вполне реальна. Но, помимо «разрушительной» роли коммунизма, Леонтьев приходит к выводу и о его возможной созидательной роли: «именно потому, что он своим несомненным успехом делает дальнейший эгалитарный либерализм непопулярным и даже невозможным, он есть необходимый роковой скачок или повод к новым государственным построениям – не либеральным. Когда мы говорим – не либеральным, мы говорим неизбежно тем самым не капиталистическим, менее подвижным в экономической сфере построениям; а самая неподвижная, самая неотчуждаемая форма владения есть бесспорно богатая, большою землёю владеющая община». По воспоминаниям Л.А. Тихомирова, Леонтьев очень заинтересовался его статьёй «Социальные миражи современности», где он доказывал, что коммунистическое общество неизбежно должно быть деспотическим и иметь сильный правящий слой. Леонтьев «из неё вывел заключение не против коммунизма, а за него»; «ему начинало казаться, что роль коммунизма окажется исторически не отрицательною, а положительною».

Леонтьев предлагал, так сказать, опередить события: не дожидаясь торжества либерализма и его последующего «снятия» в социализме, самодержавие должно взять социализм в свои руки: «если социализм не как нигилистический бунт и бред самоотрицания, а как законная организация труда и капитала, как новое принудительное закрепощение человеческих обществ имеет будущее, то в России создать этот новый порядок, не вредящий ни Церкви, ни семье, ни высшей цивилизации, – не может никто, кроме монархического правительства». Впрочем, Леонтьев и ранее иногда упоминал социализм в положительном контексте: «охранительный коммунизм граничар», «коммунизм таборитов», который мог привести к созданию самобытной славянской культуры. В письмах Леонтьев высказывается ещё радикальнее: «Чувство моё пророчит мне, что Славянский Православный Царь возьмёт когда-нибудь в руки социалистическое движение (так, как Константин Византийский взял в руки движение религиозное) и, с благословения Церкви, учредит социалистическую форму жизни на место буржуазно-либеральной».

Конечно, с нынешних позиций нельзя одобрить «элитаризм» Леонтьева, его выступления против «равенства», которое он считал одним из проявлений «либерального прогресса». Как мы знаем, либеральное общество в мировом масштабе как раз и характеризуется глобальным неравенством. Дело в том, что Леонтьев во многом отождествлял равенство с однообразием, понимал его как стирание всяческих различий. Но практика показывает, что как раз неравенство и ведёт к этому стиранию различий между культурами, к всеобщему смешению. Это и понятно: разница в уровне развития, во-первых, ведёт к перемещению огромных человеческих масс из более бедных стран в более богатые, во-вторых, приводит к затоплению стран «периферии» культурным ширпотребом, произведённым в развитых странах. Всё это оборачивается и разрушением национальных культур, и расовым смешением. Короче говоря, полным обезличиванием человечества.

Леонтьев стремился к «менее подвижному» обществу, каким и видел будущий социализм. И это соответствует реальности, если только понять, что именно равенство – прежде всего экономическое – и создаёт эту «меньшую подвижность». Зачем покидать свой родной город или деревню, если уровень жизни там немногим отличается от столичного? Зачем переезжать в другую страну, если все страны близки по уровню развития? Кстати, никак нельзя сказать, что в Советском Союзе, построившем общество относительного равенства, не было «цветущей сложности». Не было сословных различий, но этнические различия, национальные культуры признавались и культивировались (иногда даже чересчур). Так или иначе, именно экономическое равенство в наибольшей степени «укореняет» человека и помогает сохранению культуры.

Историософские взгляды Леонтьева, как уже говорилось, перекликаются со взглядами более поздних русских мыслителей «цивилизационного» направления. Более того, их влияние можно проследить в художественной литературе. Например, концепцию «цветущей сложности», связанную с эстетизмом Леонтьева, мы можем увидеть в творчестве такого далёкого, казалось бы, от него писателя, как Иван Ефремов. Для него был характерен настоящий культ красоты, которую он считал высшим проявлением биологической целесообразности. Леонтьев, как известно, тоже рассматривал эстетику как своего рода всеобщий закон, применимый не только к человеческому обществу, но и ко всем явлениям бытия. Определение, которое он давал красоте – «единство в многообразии».

Леонтьевские мотивы – эстетизм, пафос борьбы, интерес к Востоку, презрение к современной Европе – видны в поэтическом творчестве Н.С. Гумилёва. Основанное им литературное направление получило название «акмеизм» (от греческого «акме» – высшая точка, пора цветения), что напоминает «цветущую сложность» Леонтьева.

В другом направлении идеи мыслителя развивал сын поэта – Л.Н. Гумилёв, который от того же греческого корня произвёл название фазы максимального подъёма пассионарной энергии этноса – «акматической». Это опять-таки та же «цветущая сложность». Л. Гумилёв иначе, чем Леонтьев, оценивал «возраст» русской цивилизации. Для него русские как этнос, отличный от древних славян, появились в результате «пассионарного толчка» лишь около 1200 года, так что Россия не так уж «стара». При этом в концепции Гумилёва, в отличие от леонтьевской, культурный расцвет суперэтноса (цивилизации) не совпадает с акматической фазой. Для неё характерна внутренняя борьба, поглощающая все силы. Культурный же расцвет – «золотая осень» – наступает в инерционной фазе, знаменующей начало упадка пассионарности.

Можно сопоставить Леонтьева и с западными мыслителями XX века, помимо упомянутых Шпенглера и Тойнби, такими как Х. Ортега-и-Гассет или Г. Маркузе («Одномерный человек» последнего – это чуть ли не тот же самый «средний европеец» Леонтьева, которого тот считал «идеалом и орудием всемирного разрушения»). Но это отдельная большая тема.

Кейс-задания

Кейс 1 подзадача 3

Традиционным стало выделение этапов революции , предложенное Крейном Бринтоном. Установите соответствие между этапами развития революции и их чертами:

1) термидор 1) окончательная стадия революции, приходящая на смену террору

2) террор 2) высшая стадия революции, характеризующаяся попытками полностью и окончательно избавиться от наследия старого режима

3) власть «умеренных» и их падение 3) вторая стадия революции, наступающая после кризиса старого режима и первых шагов революции

Кейс 2 подзадача 1

Данный документ, содержаний основополагающие принципы и нормы, определяющие общий социально-экономический и политический статус личности, называется … Всеобщей декларацией прав человека

Кейс 1 подзадача 1

Макс Вебер описывал ее так: « следует называть качество личности , признаваемое необычайным, благодаря которому она оценивается как одаренная сверхъестественными, сверхчеловеческими или, по меньшей мере, специфически особыми силами и свойствами, не доступными другим людям. Она рассматривается как посланная богом или как образец. (Первоначально это качество обусловлено магически и присуще как прорицателям, так и мудрецам-исцелителям, толкователям законов, предводителям охотников, военным героям.)».

Макс Вебер описывает … харизму
Кейс 1 подзадача 2

Описанное Максом Вебером качество личности является характеристикой одного из типов … легитимного господства
Кейс 1 подзадача 3

Макс Вебер описывал ее так: « следует называть качество личности, признаваемое необычайным, благодаря которому она оценивается как одаренная сверхъестественными, сверхчеловеческими или, по меньшей мере, специфически особыми силами и свойствами, не доступными другим людям. Она рассматривается как посланная богом или как образец. (Первоначально это качество обусловлено магически и присуще как прорицателям, так и мудрецам-исцелителям, толкователям законов, предводителям охотников, военным героям.)».

Макс Вебер известен, прежде всего, как один из наиболее крупных социологов конца XIX – начала XX в. Тесная связь между социологией и политической наукой привела к возникновению политической социологии. Установите соответствие между социально-гуманитарными науками и понятиями политической науки, которые также используют в этих науках.

1) правоведение 1) государство

2) экономика 2) глобализация

3) социальная философия 3) революция
Кейс 2 подзадача 1


«Я думаю, что своим благополучием мы обязаны нашей конституции; но не отдельным ее частям, а всей целиком; ибо в процессе реформ мы многое сохранили, хотя и многое изменили и добавили. Я не стал бы исключать возможности изменений, но при этом есть вещи , которые должны быть сохранены. Я прибегал бы к лекарству, только когда больному совсем плохо. Занимаясь ремонтом здания, я сохранил бы его стиль».

В труде «Размышления о революции во Франции» автор пишет:

В творчестве данного мыслителя нашли выражение принципы …

традиционализма

эволюционизма

Кейс 2 подзадача 3

В труде «Размышления о революции во Франции» автор пишет:
«Я думаю, что своим благополучием мы обязаны нашей конституции; но не отдельным ее частям, а всей целиком; ибо в процессе реформ мы многое сохранили, хотя и многое изменили и добавили. Я не стал бы исключать возможности изменений, но при этом есть вещи, которые должны быть сохранены. Я прибегал бы к лекарству, только когда больному совсем плохо. Занимаясь ремонтом здания, я сохранил бы его стиль».

Автор «Размышлений о революции во Франции» по праву считается основателем консерватизма. Установите соответствие между идеологическими течениями, в которых отражены ценности консерватизма , и их представителями:

1) консерватизм 1) Жозеф де Местр, Габриэль де Бональд

2) либертаризм 2) Фридрих фон Хайек, Милтон Фридман

3) неоконсерватизм 3) Гельмут Колль, Жак Ширак
Кейс 1 подзадача 1

9 термидора 2-го года по республиканскому календарю (1794 год) заговорщики, во главе которых стояли Ж. Фуше, Ж. Л. Тальен и П. Баррас, объявили Робеспьера и его соратников вне закона. В ночь на 10 термидора их вновь арестовали и утром 10 термидора без суда гильотинировали.

Указанные события являются одним из этапов … революции

Кейс 1 подзадача 2

9 термидора 2-го года по республиканскому календарю (1794 год) заговорщики, во главе которых стояли Ж. Фуше, Ж. Л. Тальен и П. Баррас, объявили Робеспьера и его соратников вне закона. В ночь на 10 термидора их вновь арестовали и утром 10 термидора без суда гильотинировали.

Общие черты реформы и революции заключаются в том, что они …

являются видами политических преобразований

предполагают изменения в общественной жизни

Кейс 2 подзадача 2

10 декабря 1948 года Генеральной Ассамблеей ООН был принят документ, в котором утверждалось: «Каждый человек имеет право на свободу убеждений и на свободное выражение их; это право включает свободу беспрепятственно придерживаться своих убеждений и свободу искать, получать и распространять информацию и идеи любыми средствами и независимо от государственных границ».

Принципы, изложенные в данном документе, присутствуют также в …

конституциях современных демократических государств

Международном пакте о гражданских и политических правах
Кейс 2 подзадача 3

10 декабря 1948 года Генеральной Ассамблеей ООН был принят документ, в котором утверждалось: «Каждый человек имеет право на свободу убеждений и на свободное выражение их; это право включает свободу беспрепятственно придерживаться своих убеждений и свободу искать, получать и распространять информацию и идеи любыми средствами и независимо от государственных границ».

По сфере реализации выделяют несколько видов прав человека. Установите соответствие между статьями указанного документа и видами прав человека.

1. Статья 9. Никто не может быть подвергнут произвольному аресту, задержанию или изгнанию. 1) гражданские

2. Статья 19. Каждый человек имеет право на свободу убеждений и на свободное выражение их; это право включает свободу беспрепятственно придерживаться своих убеждений и свободу искать, получать и распространять информацию и идеи любыми средствами и независимо от государственных границ. 2)политические

3. Статья 24. Каждый человек имеет право на отдых и досуг, включая право на разумное ограничение рабочего дня и на оплачиваемый периодический отпуск. 3) социально-экономические

Кейс 1. Подзадача 1.

По мнению К. Н. Леонтьева, "охранение у всякой нации свое, у турка - турецкое, у англичанина - английское, у русского - русское , а либерализм у всех один".

В данной цитате объектом критики К. Н. Леонтьева является.... Либерализм
Кейс 1. Подзадача 2.

В общественно-политической мысли России в 30-40-е годы XIX века основные дискуссии о путях развития российского государства были между

западниками

славянофилами
Кейс 1. Подзадача 3.

По мнению К. Н. Леонтьева, "охранение у всякой нации свое, у турка - турецкое, у англичанина - английское, у русского - русское, а либерализм у всех один".

В отечественной общественно-политической мысли в XIX вь сложились три основных направления. Установите соответствие между направлениями и их представителями:

1) консервативное К. Н. Победоносцев, Л. А. Тихомиров
2) либеральное П. Н. Милюков, Б. Н. Чичерин
3) радикальное П. А. Кропоткин, П. Л. Лавров

Кейс 2. Подзадача 1.

В немецкой идеологии Карл Маркс и Фр. Энгельс писали: "гражданское общество обнимает все материальное общение индивидов в рамках определенной ступени развития производительных сил. Оно обнимает всю торговую и промышленную жизнь данной ступени и постольку выходит за пределы государства и нации, хотя, с другой стороны, оно опять-таки должно выступать вовне в виде национальности и строиться внутри в виде государства".

Марксистский подход к пониманию политики опирается на....

- теорию общественного договора

- теорию классовой борьбы

Кейс 2. Подзадача 2.

"Гражданское общество обнимает все материальное общение индивидов в рамках определенной ступени развития производительных сил. Оно обнимает всю торговую и промышленную жизнь данной ступени и постольку выходит за пределы государства и нации, хотя, с другой стороны, оно опять-таки должно выступать вовне в виде национальности и строиться внутри в виде государства".
Установите соответствие между сферами жизнедеятельности и структурными элементами гражданского общества

1) экономическая сфера акционерные общества,

корпорации,...
2) социально-политическая сфера профсоюзы, общественные

организации,

негосударственные СМИ

3) духовная сфера

Кейс 3. Подзадача 1.


Политический режим, который существовал в Чили в годы правления генерала Пиночета , называется... авторитарным

Кейс 3. Подзадача 2.

В 1981 г. вступила в силу Конституция Чили, принятая на плебисците в 1980 г. В ней провозглашалось восстановление гражданских свобод и институтов представительной демократии. По конституции деятельность партий жестко регламентировалась, а левые партии вообще запрещались. осуществление положений о выборах, о партиях откладывалось на 8 лет. а до того времени Пиночет без выборов был объявлен "конституционным президентом" на ближайшие 8 лет с правом переизбрания на следующие 8 лет.
Признаками авторитарного режима являются...

- монополизация власти одной группой

- отсутствие реальной политической конкуренции

Кейс 3. Подзадача 3.

В 1981 г. вступила в силу Конституция Чили, принятая на плебисците в 1980 г. В ней провозглашалось восстановление гражданских свобод и институтов представительной демократии. По конституции деятельность партий жестко регламентировалась, а левые партии вообще запрещались. осуществление положений о выборах, о партиях откладывалось на 8 лет. а до того времени Пиночет без выборов был объявлен "конституционным президентом" на ближайшие 8 лет с правом переизбрания на следующие 8 лет.
Для описания многообразия авторитарных режимов используются различные понятия. Установите соответствие между понятием и его характеристикой:

1) хунта военные правительства, пришедшие к власти

после гос. переворота
2) преторианство режим, поддерживаемый по преимуществу

наемными войсками
3) апартеид политика расовой сегрегации, политической

и экономической дискриминации небелого населения ЮАР

Кейс 2. Подзадача 1.

В 1951 г. состоялся Конгресс социалистического Интернационала. Он принял Декларацию, в которой утверждалось: "Во многих странах , в которой вмешательство государства и коллективная собственность ограничивают область частных капиталистов. Всё больше людей признают необходимость планирования. Социальное обеспечение, свободное профсоюзное движение и индустриальная демократия завоевывают мир. Это развитие в значительной степени - результат долгих лет борьбы социалистов и профсоюзов. Везде, где социализм силен, были сделаны важные шаги к созданию нового общественного строя".

В декларации утверждались принципы...

- длительной стратегии

- демократического социализма

Кейс 2. Подзадача 2.


Основными принципами социализма являются...
- социальная справедливость

- социальное равенство

Кейс 2. Подзадача 3.

В 1951 г. состоялся Конгресс социалистического Интернационала. Он принял Декларацию, в которой утверждалось: "Во многих странах бесконтрольный капитализм уступает место экономике, в которой вмешательство государства и коллективная собственность ограничивают область частных капиталистов. Всё больше людей признают необходимость планирования. Социальное обеспечение, свободное профсоюзное движение и индустриальная демократия завоевывают мир. Это развитие в значительной степени - результат долгих лет борьбы социалистов и профсоюзов. Везде, где социализм силен, были сделаны важные шаги к созданию нового общественного строя".
В декларации были поставлены 4 основные цели, направленные на развитие демократии и социализма: политическая демократия, экономическая демократия, социальная демократия, международная демократия.
Установите соответствие между видами демократии и их содержанием:

1) политическая демократия свобода слова, профсоюзного

движения, политический плюрализм
2) экономическая демократия

создание такой системы, в которой доминировали бы интересы общества, а не частной прибыли
3) социальная демократия

торжество свободы, справедливости, солидарности при высоком уровне материального благосостояния всех членов общества

Кейс 3. Подзадача 1.

Американский президент Гарри Трумэн так выразил свою позицию: "Суть власти президента в том , чтобы объединить людей и попытаться убедить их делать то, что они должны делать без всякого убеждения".
Согласно теории Маргарет Херманн, Трумэн дал характеристику лидера..
торговца
Кейс 3. Подзадача 2.

Американский президент Гарри Трумэн так выразил свою позицию: "Суть власти президента в том, чтобы объединить людей и попытаться убедить их делать то, что они должны делать без всякого убеждения".
Маргарет Херманн в своей типологии учитывает имидж политического лидера. В связи с этим она не будет рассматривать...
- происхождение, наследственность лидера

- финансовые доходы лидера

Исторически сложившиеся правила поведения в политической жизни

Исторически сложившаяся форма символического поведения субъектов политики

Кейс 1 Подзадача 1

В данной цитате объектом критики К. Н. Леонтьева является.... Либерализм

Подзадача 2

По мнению К. Н. Леонтьева, "охранение у всякой нации свое, у турка - турецкое, у англичанина - английское, у русского - русское, а либерализм у всех один".

В общественно-политической мысли России в 30-40-е годы XIX века основные дискуссии о путях развития российского государства были между

Западниками

Славянофилами

Подзадача 3

По мнению К. Н. Леонтьева, "охранение у всякой нации свое, у турка - турецкое, у англичанина - английское, у русского - русское, а либерализм у всех один".

В отечественной общественно-политической мысли в XIX вь сложились три основных направления. Установите соответствие между направлениями и их представителями:

1) консервативное К. Н. Победоносцев, Л. А. Тихомиров

2) либеральное П. Н. Милюков, Б. Н. Чичерин

3) радикальное П. А. Кропоткин, П. Л. Лавров

Кейс 2 Подзадача 1

Марксистский подход к пониманию политики опирается на....

- теорию классовой борьбы

- материалистическую концепцию истории

Подзадача 2

В немецкой идеологии Карл Маркс и Фр. Энгельс писали: "гражданское общество обнимает все материальное общение индивидов в рамках определенной ступени развития производительных сил. Оно обнимает всю торговую и промышленную жизнь данной ступени и постольку выходит за пределы государства и нации, хотя, с другой стороны, оно опять-таки должно выступать вовне в виде национальности и строиться внутри в виде государства".

Согласно марксистскому подходу гражданское общество .. является надстройкой, развивается вместе с семьей, образует базис

Кейс 2 Подзадача 2



"Гражданское общество обнимает все материальное общение индивидов в рамках определенной ступени развития производительных сил. Оно обнимает всю торговую и промышленную жизнь данной ступени и постольку выходит за пределы государства и нации, хотя, с другой стороны, оно опять-таки должно выступать вовне в виде национальности и строиться внутри в виде государства".

Установите соответствие между сферами жизнедеятельности и структурными элементами гражданского общества

1)экономическая сфера акционерные общества, корпорации,...

2) социально-политическая сфера профсоюзы, общественные

Организации, негосударственные СМИ

3) духовная сфера свобода слова, независимость

творческихи научных объединений от государственных структур

Кейс 3. Подзадача 1.

Политический режим, который существовал в Чили в годы правления генерала Пиночета, называется... авторитарным

Подзадача 2.

В 1981 г. вступила в силу Конституция Чили, принятая на плебисците в 1980 г. В ней провозглашалось восстановление гражданских свобод и институтов представительной демократии. По конституции деятельность партий жестко регламентировалась, а левые партии вообще запрещались. осуществление положений о выборах, о партиях откладывалось на 8 лет. а до того времени Пиночет без выборов был объявлен "конституционным президентом" на ближайшие 8 лет с правом переизбрания на следующие 8 лет.



- монополизация власти одной группой

- отсутствие реальной политической конкуренции

Подзадача 3.

В 1981 г. вступила в силу Конституция Чили, принятая на плебисците в 1980 г. В ней провозглашалось восстановление гражданских свобод и институтов представительной демократии. По конституции деятельность партий жестко регламентировалась, а левые партии вообще запрещались. осуществление положений о выборах, о партиях откладывалось на 8 лет. а до того времени Пиночет без выборов был объявлен "конституционным президентом" на ближайшие 8 лет с правом переизбрания на следующие 8 лет.

1) хунта военные правительства, пришедшие к власти после гос. переворота

2) преторианство режим, поддерживаемый по преимуществу наемными войсками

3) апартеид политика расовой сегрегации, политической

480 руб. | 150 грн. | 7,5 долл. ", MOUSEOFF, FGCOLOR, "#FFFFCC",BGCOLOR, "#393939");" onMouseOut="return nd();"> Диссертация - 480 руб., доставка 10 минут , круглосуточно, без выходных и праздников

Славин Игорь Константинович. Литературно-критическая деятельность К. Н. Леонтьева: Дис. ... канд. филол. наук: 10.01.08: Москва, 2004 156 c. РГБ ОД, 61:04-10/1065

Введение

Глава I. К. Леонтьев. Особенности литературно-критического подхода к литературе 17

Глава II. Идеология и эстетика в критике К. Леонтьева 58

Повествовательная точка зрения 131

«Точка насыщения» 136

Заключение 140

Библиография

Введение к работе

Неизвестный, неразгаданный, сложный - эти суждения часто встречаются применительно к Константину Леонтьеву. Безусловно, он был парадоксальной и драматической фигурой в русской духовной культуре второй половины XIX века. Об этом свидетельствует уже то, сколько занятий поменял Леонтьев за свою жизнь. Он был врачом, консулом, цензором, помещиком, публицистом, монахом. В поэзии, религии, философии - во всех областях, которых коснулся Леонтьев в своём творчестве, ему удалось сказать своё оригинальное, новое слово. В философии и истории он создал свою собственную концепцию, в публицистике горячо отстаивал свои убеждения, в прозе показал себя мастером изящного стиля, в критике проявил глубину взглядов и точность анализа.

При жизни Леонтьев не был популярен, его даже мало ругали, замалчивали, иногда вполне сознательно. Рядовой русский интеллигент конца XIX начала XX века долгое время даже не знал имени Леонтьева, а кто знал, тот помнил только, что К. Леонтьев был «реакционером», что он «славил кнут» и пр. Причина этого, возможно, в том, что Леонтьев действительно был большим любителем «страшных слов». По натуре прямой и страстный он не любил осторожных подходов к читателю, не пугался делать резкие выводы, часто формулируя их с вызывающей парадоксальностью.

Русские мыслители начала XX века по разному относились к творчеству Леонтьева, но, отмечая противоречивость его личности, все они признавали неповторимую индивидуальность, глубину и значимость его идей. Леонтьеву посвящали свои статьи Вл. Соловьёв, В. Розанов, С. Трубецкой, П. Струве, Н. Бердяев, С. Франк, П. Милюков, Д. Мережковский, С. Булгаков, свящ.Фудель, Г. Флоровский и многие другие.

Меняясь со временем, образ Леонтьева сейчас, после того как многие из его предсказаний сбылись, приобрёл иную отчётливость, иное звучание. По достоинству оценён вклад Леонтьева в теорию культурно-исторических типов, где он во многом предвосхитил идеи Шпенглера и Л. Гумилёва. Признано, что в русской философии Леонтьев вместе со славянофилами, Достоевским и др. , отметил особую фазу развития русского самосознания; по иному взглянули на «демонический» эстетизм Леонтьева, который, по мнению С. Булгакова и некоторых критиков начала XX века, противоречил его вере. Но во многих отношениях Леонтьев и сейчас ещё не открыт. В частности, Леонтьев - критик остаётся в тени, по сравнению с Леонтьевым - социологом и религиозным философом. Есть всего несколько новейших работ, специально посвященных литературно-критической деятельности Леонтьева. Одна из наиболее ранних - это статья П. Гайденко в «Вопросах литературы»(1974) «Наперекор историческому процессу (Константин Леонтьев - литературный критик)». Однако автор отвлекается от собственно литературоведческой проблематики, сосредотачиваясь на «религиозно-философской подоплёке» работ Леонтьева. Подробнее эта тема «Константин Леонтьев о русской литературе» рассматривается в статьях С. Бочарова. Бочаров определял позицию, которую занимал Леонтьев в своей эпохе, как «эстетическое охранение» - «одинокую позицию реакционного романтика, изолирующего Леонтьева в истории русской мысли»-1. Тема «Достоевский и

Леонтьев» (2-ая глава диссертации) затронута Н. Будановой в статье «Достоевский и Константин Леонтьев». Автор пытается осмыслить глубокие идейные расхождения Достоевского и Леонтьева, представляя Леонтьева, как фигуру второстепенную, часто спорно трактуя его образ. Нельзя обойти вниманием также книгу Ю. Иваска «Константин Леонтьев: Жизнь и творчество», его «психологически - мифологический подход».

В девятитомном собрании сочинений Леонтьева наряду с художественной прозой и трактатами, посвященными культурно-историческим и политическим темам, его литературная критика занимает меньшую часть (один том). «Отражённую эстетику» искусства Леонтьев не ставил в центр своего учения. В этом отношении он оставался сыном своего времени, потому что не мог уйти от вопросов, которые рационализм второй половины XIX века приучил считать самыми важными (славянский вопрос и другие злободневные политические новости). Его мысли о литературе (другие искусства в то время старались не замечать в своих теориях) рассеяны по немногим, случайно появившимся статьям. «Едва ли, - замечал Б. Грифцов, - (Леонтьев) сам сознавал всю важность для русской культуры того, что он бы мог об искусстве сказать» . Тем не менее, ему удалось, во многом опережая своё время, наметить целый ряд теоретических проблем, которые поэтике предстояло исследовать только в будущем, а многие из них являются открытыми до сих пор (вопросы содержания И фор-Бочаров С. Г. «Эстетическое охранение» в литературной критике // Контекст-77. - 1978. - С. 146. 2 Грифцов Б. Судьба К.Леонтьева // К. Леонтьев. Pro et contra: личность и творчество.- Пб.: Издательство Русского Христианского гуманитарного института, 1995. - Т. 1. - С. 324. мы, стиля и т.д.). Так, нельзя сейчас писать о Толстом, не зная всех за и против леонтьевского разбора «Войны и мира» и «Анны Карениной». Рассмотрение этих проблем невозможно без того, чтобы не проследить эволюцию Леонтьева критика, которая тесно связана с его мировоззрением в целом.

Основные идеи миросозерцания Леонтьева были во многом заложены в его душу и сознание матерью - истинной аристократкой, любившей всё прекрасное. Прежде всего это относится к таким принципам, как глубокая религиозность, эстетика жизни, монархизм и патриотизм. «Сила, вырабатываемая сословным строем, разнообразие характеров, борьба, битвы, слава, живописность и т. д. В этом эстетическом инстинкте моей юности было гораздо более государственного такта, чем думают обыкновенно; ибо только там много бытовой и всякой поэзии, где много государственной и общественной силы. Государственная сила есть скрытый железный остов, на котором великий художник - история лепит изящные и могучие формы культурной человеческой жизни. . . Я, сам того не подозревая, рос в преданиях монархической любви и настоящего русского патриотизма. . . И этими-то добрыми началами, которые сказались вовсе не поздно, а при первой же встрече с крайней «демократией нашей» 60-х годов, быть может, я более всего обязан матери моей, которая сеяла с самого детства во мне хорошие семена»(9,40) .

Эстетизм пронизывал всю жизнь и творчество К. Леонтьева. Уже в раннем романе «В своём краю» он определил прекрасное как «главный ар 3 Леонтьев К. Н. Собрание сочинений: в 8томах. - М., 1912. - T8. - С. 176 - 189. Далее ссылка на Собрание сочинений; первая цифра обозначает том, вторая - страницу. шин»(1,282), а позднее дал обоснование эстетического критерия - как универсального, по его приложимости ко всем без исключения явлениям как человеческой жизни, так и природы, «начиная от минерала и до самого всесвятейшего человека»(1,283). Эстетический факт Леонтьев считал столь же объективным, как и естественнонаучную истину. И здесь Леонтьев не мог уйти от парадокса. Почти все исследователи, писавшие о нём, не могли совместить эту фанатическую веру в эстетическое начало жизни с устремлённостью Леонтьева к монашеству или с его гражданским патриотизмом. За такое недвусмысленное любование красотой силы, избранности Леонтьева сравнивали с Ницше. Бердяев определил его эстетизм как не русскую черту, резко дисгармонирующую с традиционно русским состраданием униженным и оскорбённым. Эстетизм Леонтьева чужд не только традиции русской культуры, но и западному романтизму, воспринимающему мир по преимуществу цельно и оптимистически (Гёте, Уальд, Метерлинк). Эстетизм Леонтьева, как отмечал С. Л. Франк, сочетался с «мрачным пессимизмом», доходящим даже «до любви к жестокости и насилию»4. Например, войну он воспринимал эстетически, как средство ухода от однообразия и скуки будничной жизни, хотя, как врач, видел войну отнюдь не идеализированно) 5.

Как критик Леонтьев также занимал эстетическую позицию. Через всё его творчество приходит мотив ненависти к мелочному, бытовому реализму прозы, в который впадало большинство русских писателей (критика «общерусского» стиля). «Именно в гоголевском пути он усматривал причину падения литературы, - по словам Бердяева, - с высоты изящных образов к натурализму и культивированию безобразного. (...) ...движение к мещанству и буржуазности, к умалению культурных ценностей, к постепенному превращению великого в малое, мировой трагедии в. драму, комедию и далее, логически, - в пошлый фарс» 6.

Свою гражданскую позицию Леонтьев определил как «философскую ненависть к формам и духу новейшей европейской жизни», он остро реагировал на историческое развитие - крушение сословного строя в России и замену его эгалитарным буржуазным обществом: «. . . буржуазная роскошь и буржуазный разврат, буржуазная умеренность и буржуазная нравственность, полька тремб-лант, сюртук, цилиндр и панталоны, так мало вдохновительны для художников, то чего же должно ожидать от искусства тогда, когда. . . не будут существовать ни цари, ни священники, ни полководцы, ни великие государственные люди. . . Тогда, конечно, не будет и художников. О чём им петь тогда? И с чего писать картины?» (7,21)

Время Пушкина, а также 40-е -50-е годы XIX века Леонтьев считал лучшими в эстетическом отношении - «блаженное для жизненной поэзии вре-мя»(7,30). Этим во многом и определялось отношение Леонтьева к своему времени: поскольку «патриархальную поэзию русского быта»(7,30) уже нельзя возродить, она умирает вместе с дворянской усадьбой, эстетику остаётся толь 9 ко охранять её остатки («что ещё не совсем погибло» - 7, 31), средство для этого - политическая реакция.

Леонтьев создал оригинальную теорию антипрогресса, антидемократии, его волновало будущее демократических обществ, их прощание с национальными особенностями в угоду общеуравнительному движению к процветанию.

Своими идеями Леонтьев близок к создателям антиутопий XX века. Например, Замятин в романе «Мы»(1920 г.) восстает против того же, чего и Леонтьев - механической размеренности жизни, против штампа, когда люди, как муравьи, одинаковы, гениально предугадывая компьютерное будущее. К этому может привести человечество бездумный технический прогресс, или наука, оторвавшаяся от нравственного и духовного начала в условиях всемирного «сверхгосударства» и торжества технократов.

В понимании особой миссии России и своеобразия её судьбы по сравнению с Западом Леонтьев расходился и со славянофилами. На почве эстетического неприятия буржуазной действительности он был скорее ближе к Герцену и европейским романтикам, в политике - к Каткову. (Но с практическими реакционерами Леонтьев имел мало общего, царь не видел в нём своего апологета и теоретика).

Совпадение политических теорий Леонтьева с практикой современности поразительно. Развитое вслед за Данилевским учение о культурно-исторических типах, позволяло Леонтьеву точно предсказывать те события, которые могут произойти в государстве, если то, что удерживает части в «деспотическом единстве», уходит. (Эгалитарно-либеральный прогресс разрушает монархию, сословность, неравенство). «Либерализм, простёртый ещё немного дальше, довёл бы нас до взрыва, и так называемая, конституция была бы самым верным средством для произведения насильственного социалистического переворота, для возбуждения бедного класса населения противу богатых, противу землевладельцев, банкиров и купцов для новой, ужасной, быть может, пугачёвщины» (7, 500). «Коммунизм в своих бурных стремлениях к идеалу неподвижного равенства должен рядом различных сочетаний с другими началами привести постепенно, с одной стороны, к меньшей подвижности капитала и собственности, с другой - к новому юридическому неравенству, к новым привилегиям, к новым стеснениям личной свободы и принудительным корпоративным группам, законами резко очерченным; вероятно, даже к новым формам личного рабства или закрепощения» (6, 59-60).

С. Бочаров верно указывал на одно из главных противоречий эстетики Леонтьева, которое он видел в разграничении «реальной» эстетики жизни и «отражённой» красоты искусства. Действительно их соотношение оценено у Леонтьева двойственно: «Искусство же есть цвет жизни и самое высшее, идеальное её выражение» (7, 453); «Эстетика жизни (не искусства!. . Черт его возьми искусство - без жизни!)» (7, 267) «Интересно прекрасное в искусстве, но важно только прекрасное в жизни: «А «прекрасное» нынче всё потихоньку опускается в те скучные катакомбы пластики, которые зовутся музеями и выставками и в которых происходит что-нибудь одно: или снуют без толку толпы людей малопонимающих, или «изучают» что-нибудь специалисты и любители, то есть люди, быть может и понимающие изящное «со стороны», но в жизнь ничего в этом роде сами не вносящие. . . Сами-то они большей частью как-то плохи - эти серьёзные люди»(3,307). Подобных заявлений относительно «вторичного» прекрасного можно много цитировать из Леонтьева: «... европейская цивилизация мало-помалу сбывает всё изящное, живописное, поэтическое в музеи и на страницы книг, а в самую жизнь вносит везде прозу, телесное безобразие, однообразие и смерть.. .»(3, 308-309). Можно вспомнить тезис Чернышевского: «прекрасное есть жизнь» и прекрасное в действительности выше прекрасного в искусстве. Но Чернышевский подразумевал под этим революционную переделку жизни в соответствии с тем, «какова должна быть она по нашим понятиям», а Леонтьев - охранение.

Не вызывает сомнения утверждение, что реальная жизнь может служить прообразом для искусства (в рамках стилей реалистического плана). Именно об этом писал Леонтьев: «хорошие стихи и романы» не заменят прекрасной, жизни, нужно, «чтобы сама жизнь была достойна хорошего изображения». Однако можно найти совершенно иное понимание искусства у К. Леонтьева. В статье «Грамотность и народность» Леонтьев оригинально иллюстрировал свой тезис: он приводил экзотический пример из судебной практики (который, конечно, следует трактовать, учитывая его культурно-исторические взгляды). Речь шла о некоем раскольнике Куртине, заклавшем своего родного сына в жертву - Богу под влиянием библейских образован казаке Кувайцев (некрофиле), который отрыл труп любимой женщины, отрубил палец и рук и держал у себя под тюфяком. «. . . там только сильна и плодоносна жизнь, - справедливо замечал Леонтьев, - где почва своеобразна и глубока даже в незаконных своих произведениях. Куртин и Кувайцев могут быть героями поэмы более, чем самый честный и почтенный судья, осудивший их вполне законно (7, 34).

Образы в духе психологических фильмов ужасов XX века, достаточно вспомнить «Психо» А. Хичкока. Герой, который страдает раздвоением личности, представляясь то самим собой, то переодеваясь в убитую им самим же и не похороненную мать. Это, бесспорно, очень контрастирует с центральным типом XIX века «маленьким» человеком - серым гоголевским чиновником. Конечно, уже в XX веке восприятие искусства как отражения реальной жизни кажется ограниченным. «Глубоко ошибаются те, - писал Б. Грифцов, - кто хотел бы богато развитое искусство считать показателем богатой эпохи. Если бы мы стали спрашивать себя, кто изображён в живописи итальянского возрождения или в романах Достоевского, мы были бы только поражены преображающей силой искусства, придавшего очарование незаметному, увидавшему чистые идеи в том, что житейскому взгляду покажется поверхностной простотой. Только тем и важно искусство, что оно не похоже на жизнь, которая проста и незаметна». Однако отношение Леонтьева к искусству гораздо сложнее. По замечанию того же Грифцова, логическое продолжение мыслей Леонтьева об искусстве могло бы пояснить романтическую теорию воображении (см. I главу). Искусство, по Леонтьеву, не столько отражает жизнь, сколько меняет наш взгляд на жизнь, учит нас иначе видеть предметы. Так, кто-то сказал, что надо писать на картине голубоватую тень на снегу, и после этого он увидел эту голубизну в действительности. Об этом же, примерно в тот же период (конец 80-х 7 Грифцов Б. Судьба К.Леонтьева \\ К. Леонтьев. Pro et contra: личность и творчество. - Т. 1. - С. 342. гг.), писал другой эстет Оскар Уальд: «Откуда, как не от импрессионистов, эта чудесная коричневая дымка, обволакивающая улицы наших городов, когда расплывчат свет фонарей и дома обращаются в какие-то пугающие тени? Мнение Леонтьева и Уальда близко современной формуле: искусство учит жизнь. Где искусство - созданная художником новая эстетическая реальность, воспринимается как отдельная форма духовного творчества в отличие, например, от научной или общественно-политической. Достаточно вспомнить «Волхва» Дж. Фаулза - роман, где реальность и художественный вымысел настолько переплелись, что между ними теряется грань, или спланированную, словно по голливудскому сценарию, террористическую атаку боевиков «Алькаиды» в США.

В первой главе диссертации «Особенности литературно-критического подхода» поставлена задача показать своеобразие и оригинальность критики Леонтьева, определить его место среди основных течений эстетической мысли эпохи, а также проследить формирование взглядов на материале воспоминаний и ранних статей 60 годов: «Письмо провинциала к Г. Тургеневу», «По поводу рассказов М. Вовчка», «Несколько мыслей об Ап. Григорьеве». Эти статьи интересны прежде всего тем, что от намеченных в них мыслей, Леонтьев не отказывался, а развивал на протяжении всей жизни. По выражению Розанова: «В Леонтьеве поражает нас разнородность состава, при бедности и монотонности тезисов» 9. Уальд О. Упадок лжи \\ Избранные произведения в 2 томах. - М.: Республика, 1993. - T.2. - С.238. 9 Цитата по: Бочаров С. Г. Литературная теория К. Леонтьева \\ Вопросы литературы. - 1999. - №3. - С. 69. 60-е, 70-е годы были периодом развития философского и политического мировоззрения Леонтьева. Им был написан ряд статей, в число которых вошёл важнейший теоретический труд «Византизм и славянство», в котором Леонтьев изложил «органическую» концепцию «триединого» процесса развития обществ. Основные факты биографии этого периода - это дипломатическая служба в греческих и славянских областях Турецкой империи, определившая его интерес к вопросам национального и политического будущего, и религиозное обращение после опасной болезни в 1871 году - поворот в сторону аскетического христианства, приведшего к тайному постригу в Оптиной пустыни за три месяца до смерти. (См. главу 2-ю).

Публицистичность - родовая черта русской критики XIX века. Общественная идеология критика являлась одним из источников его критического метода. Отдавал дань своему веку и Леонтьев. В отличие от относительно нейтрального взгляда в статьях 60-х годов, статьи 80-х гг. имеют резвую идеологическую направленность, («О всемирной любви. Речь Достоевского на пушкинском празднике» (1880г.) и «Страх Божий и любовь к человечеству. По поводу рассказа Л. Н. Толстого «Чем люди живы?»(1882г.) - в них разворачивается полемика Леонтьева с Достоевским и Толстым о понимании христианства). Причём идеологические и эстетические оценки творчества Достоевского и Толстого у Леонтьева часто расходятся. (Глава «Идеология и эстетика в критике Леонтьева). Наиболее очевидно такой подход- суждение о литературе с точки зрения не чисто литературной проявился в статье «Два графа: Алексей Вронский и Лев Толстой» (1988), где Леонтьев писал о предпочтении г. Врон ского, как полезного, нужного государству твёрдого деятеля - самому его создателю, Толстому. Парадоксально, но такой взгляд на литературу стал поводом к чисто художественному, стилистическому анализу романов Толстого. (Глава II) Современной Леонтьеву критике, ограничивающейся разбором литературных произведений со стороны их идейного содержания, не было дела до проблем стиля и неуловимых «веяний». Леонтьев именно в рассмотрении этих тонкостей и полагал центр своей критики. Но главное, что эта работа является живым источником идей до сих пор, например: нельзя писать о Толстом без знания всех «за» и «против» леонтьевского разбора «Войны и мира» и «Анны Карениной». Основная цель исследования - подчеркнуть общее значение его деятельности; ведь Леонтьева, к сожалению, не включают в антологию русской критики, учебники по русской критике XIX века, несмотря на принципиальную важность и яркость его наблюдений и мыслей. В серии книг издательства МГУ «В помощь абитуриентам и школьникам» ставиться задача по-новому интерпретировать произведения, отойти от столь привычного в советское время толкования. Критики, верно указывая на ошибки реальной критики, вновь и вновь продолжают устремляться к их идеям. «В статьях Писарева были и неверные положения: (...), но несмотря на это он с большей объективностью, чем другие критики, подошёл к «Отцам и детям» и объяснил смысл образа Базарова»10. Достаточно вспомнить отношение творца бессмертного произведения к тем самым представителям «реальной критики»: «Вы Николай Гаврилович,

В.Недзвецкий, П.Пустовойт, Е.Полтавец. Перечитывая классику. И.С. Тургенев. - М.:МГУ, 1998. - С.58. просто змея, - сказал однажды Тургенев Чернышевскому в беседе о движении нигилистов, - а Добролюбов - очковая» п

Не лучше ли обратиться за свежими впечатлениями к малоисследованному - статьям К. Леонтьева, Ал. Григорьева, В. Розанова и др.

Цитата по: Н.О. Лосский. История русской философии. - М.: Советский писатель. -1991 г. - С.70.

К. Леонтьев. Особенности литературно-критического подхода к литературе

В 50-60-х годах в центре внимания литературы и её критического обсуждения стоял вопрос об искусстве, о том, как совмещаются в художественном произведении красота и польза, вечное и современное, эстетическая ценность и направление, идея. Сама эпоха, когда впервые литература и критика сблизились с обществом и его проблемами, способствовала теоретическому выяснению этого центрального вопроса эстетики. В описанных условиях в критике формируются два почти полярных критических метода: критика эстетическая (Дружинин, Анненков, Боткин) с одной стороны и реальная (Чернышевский, Добролюбов, Писарев) с другой. Причём центральной фигурой по-прежнему остаётся В:Белинский, выступая в роли своеобразного источника, откуда черпают идеи критики различных направлений. Если, например, Дружинину наиболее близки идеи и принципы идеалистического периода - «примирения с действительностью», то Чернышевскому - положение о превосходстве жизни над искусством и вытекающие из него реально общественные требования к литературе и художнику». Анализируя критику XIX века, Розанов говорил об односторонности каждого из подходов и как следствие - «недостаточность» каждой из критик, ведь «правый в утверждениях, каждый фазис был не прав в своих отрицаниях» . Возникла необходимость синтеза всего лучшего в них. Именно такую

попытку объединить эстетический, философский, психологический и социологический принципы и предпринял в своих статьях о литературе К. Леонтьев.

«Эстетизм и утилитаризм, - замечал С.Бочаров, - два смертных греха, в которые стремилась не впасть русская критика прошлого века (XIX. - И.С.), - Леонтьев сознательно и открыто исповедовал оба эти взаимно исключающих друг друга принципа и пытался совместить их в своих литературных суждениях и оценках»1 . Это определение требует некоторого разъяснения. Начнём с утилитаризма. Конечно, этот термин с большей осторожностью можно применить относительно позиции Леонтьева в том значении, в каком его, например, использовал Достоевский в отношении Добролюбова. Леонтьев был далёк от таких заявлений, что искусство должно служить запросам общества, откликаться на злободневные проблемы, а всегда выступал за свободу вдохновения и творчества, что будет доказано в последующем разборе его статей. Утилитаризм Леонтьева иного рода. С точки зрения культуролога предохранить культуру от полного распада - разрушительного, уравнивающего демократического прогресса, по Леонтьеву, могло только сильное и деспотическое государство. Отсюда такие парадоксальные заявления о предпочтении Вронского, как необходимого для государства политического деятеля, Толстому - художнику. Читая Леонтьева, нужно различать в его произведениях эстетические, религиозные, историософские, политические суждения и оценки. «Эстетическая критика, - писал он, - должна быть объективной, идеологически беспристрастной и что важно - она может расходиться с политической и нравственной оценкой: «Человек, который стал бы уверять и себя, и других, что «Монрепо Салтыкова -бездарная вещь, потому только, что Салтыков был революционер, - такой человек не заслуживал бы названия хорошего критика. Ведь можно, наконец, увенчавши лаврами талант «вредного гражданина», его самого не только предать гражданской анафеме, но и подвергнуть строгому наказанию... Ибо государство дороже двух-трёх лишних литературных звёзд. Но в критике нельзя не отдавать большому дарованию подобающей дани»(8,224).

Эстетизм Леонтьева имеет специфические черты, его деятельность нельзя рассматривать в русле традиции так называемого эстетического направления в литературной критике. И отличия эти разительно видны уже в ранних его статьях. «Письмо провинциала к Г. Тургеневу» - о романе «Накануне» - было напечатана в «Отечественных записках» в I860 году, причём по просьбе Тургенева. Леонтьев послал рукопись Тургеневу лично, и тот решил «очень умную и тонкую», с его точки зрения, критику сделать достоянием печати. Важно отметить, что в это время Тургенев разорвал свои отношения с «Современником» из-за напечатанной там известной статьи Добролюбова «Когда же придёт настоящий день?», в которой тот придавал роману программное значение.

Розанов, пытаясь понять причину популярности так называемой «реальной критики», видел перевес Добролюбова, к примеру, над Ап. Григорьевым, твор чество которого недостаточно оценили современники, в «перевесе литературного стиля над мыслью»14.

У Григорьева страдала форма изложения интереснейшего материала, не было чёткости и системности.

Возможно, Тургенев руководствовался целью подобрать достойный контраргумент против Добролюбова и противопоставил его точке зрения мнение Леонтьева, несмотря на то что тот расценивал роман как художественную неудачу. Леонтьев не только не уступал Добролюбову в стиле изложения, в его статье содержится достойный ответ в целом на притязания «реальной» критики стать духовным лидером общества. Статья ещё примечательна с той точки зрения, что мнение реальной критики долгие годы приучали расценивать как единственно правильное и объективное, словно и не было никаких других достойных оценок.

На страницах статьи Леонтьев высказывал отрицательное отношение к роману «Накануне», тем не менее продолжая ценить Тургенева как автора «Записок лишнего человека», «Рудина», «Дворянского гнезда». Он осуждал Тургенева за нехудожественность, схематичность. В этой повести, замечал критик, бессознательное принесено в жертву сознательному, эстетика оказывается на службе социальной тенденции: «Теперь нравственно-исторические вопросы везде пролагают себе путь, везде слышен голос искренней любви к пользе, поэзия говорит о высокой деятельности, и критика принимает нередко более исторический, чем художественный характер. .

Идеология и эстетика в критике К. Леонтьева

В художественном анализе у Леонтьева наряду с эстетической оценкой большое значение имеет идеологический и философско-религиозный аспект. Особенно ярко это соотношение раскрывается при анализе статей 70-х годов, посвященных Л. Толстому и Ф. Достоевскому.

Рассмотрение религиозно-этических взглядов Достоевского, послужило Леонтьеву поводом для высказывания оценок перспектив современной ему религиозной культуры. Эта тема чрезвычайно важна не только для изучения мировоззрения, но также связи этих двух мыслителей с христианской православной традицией.

Пушкинская речь Ф.М.Достоевского - духовное завещание писателя будущим поколениям, признанный выдающийся памятник истории мировой гуманистической мысли. Её относят также к числу наиболее глубоких интерпретаций творчества великого русского поэта. Однако появление пушкинской речи многими современниками было воспринято скорее как «недоразумение», исторический парадокс, чем как «событие»43. Достоевский писал об этом: «Я про будущее великое значение в Европе народа русского (в которого верую) сказал было одно словцо прошлого года на пушкинских празднествах: в;Москве, - и меня все потом забросали грязью и бранью, даже и из тех, которые обнимали меня только за слова мои, - точно я какое мерзкое, подлейшее дело сделал...» и. Достаточно сопоставить известные высказывания Леонтьева и Достоевского, чтобы подчеркнуть их внешний антагонизм. Если Достоевский приучил читателя скорбеть о «каждой слезинке» замученного ребёнка, то Леонтьев гневно восклицал: «Какое мне дело до страданий всего человечества?»45. После таких заявлений не удивительно, что основные тезисы пушкинской речи Достоевского о «мировой гармонии», «всечеловеческом служении России», «всемирном братстве» и «окончательном согласии всех племён по Христову евангели-евскому закону» были подвергнуты Леонтьевым резкой критике. Как провозвестник и защитник этих идей Достоевский, по мнению Леонтьева, отклонялся от церковного православия в сторону европейской гуманитарной мысли - «любвеобильного» христианства Ж.Санд, В.Гюго, Гарибальди, Фурье, Прудона, Кабэ (которые не верили в вечные адские мучения). Парадоксально, но Леонтьев усматривал в призывах автора «Бесов» подозрительную опасную близость к социалистическим учениям: «Церковь же категорически отвергает, осуждая как греховную, идею «земного рая», ибо считает, что Христос пророчествовал не гармонию всеобщую, а всеобщее разрушение»(8, 176-179).

Оценивать творчество Достоевского со своей христианской позиции Леонтьев имел особое право. В 1671году, находясь в должности консула на Балканах, вследствие внезапной тяжёлой болезни, он пережил глубокий душевный переворот, приведший его, «пламенного» эстета, эстетизм которого доходил до любви к жестокости и насилию (к примеру, восхвалению войн), к строгому аскетическому христианству. Леонтьев дал обет Божьей Матери постричься в монахи, который и исполнил спустя десятилетия (в 1871 году, за год до смерти), после долгих лет послушания. Подобное обращение не было похоже на приход к вере многих русских интеллигентов. Почти никто из них не помышлял о тяжёлых азах религии - об аскезе, занимаясь так называемыми религиозными вопросами за письменным столом или на собраниях. Поэтому о достоверности изображения Достоевским жизни русского православного монашества, Леонтьев мог судить как никто другой, ведь в годы постоянного посещения Оптиной пустыни и послушничества, одним из его духовных руководителей был сам Амвросий Оптинский, прототип Отца Зосимы в «Братьях Карамазовых». (Леонтьев жил с ним в общении последние годы жизни и был благословлён на тайный постриг.)

«В Оптиной, - в одном, из писем В.Розанову, - писал К.Леонтьев,- «Братьев Карамазовых» правильным православным сочинением не признают, и старец Зосима ничуть ни учением, ни характером на о. Амвросия не похож. Достоевский описал только его наружность, но говорить его заставил совершенно не то, что он говорил, и не в том стиле, в каком Амвросий выражается. У о. Амвросия, прежде всего, строго церковная мистика и уже потом - прикладная мораль. У о.Зосимы (устами которого говорит сам Ф.Михайлович) - прежде всего мораль, «любовь» и т.д. ...но, а мистика очень слаба. Не верьте ему, когда он хвалится, что знает монашество: он знает хорошо только свою проповедь любви - больше ничего»46. Несмотря на некоторую недооценку значения творчества Достоевского, леонтьевские замечания достойны внимания.

Леонтьев объяснял, как следовало бы писать Достоевскому, оставаясь на строгой церковной почве. Лучше было бы «сочетать более мистическое чувство с большею точностью реального изображения». А в романе Достоевского «собственно мистические чувства всё-таки выражены слабо, а чувства гуманитарной идеализации даже в речах иноков выражаются весьма пламенно и пространно». Монахи в «Братьях Карамазовых» мало похожи на настоящих афонских или оптинских старцев, они говорят «совсем не то, что в действительности говорят очень хорошие монахи и у нас, и на Афонской горе, и русские монахи, и греческие, и болгарские»(8, 177). К тому же в романе мало говорится о богослужении, о монастырских послушаниях: «отшельник и строгий постник» Фе-рапонт «почему-то изображён неблагоприятно и насмешливо»; «от тела скончавшегося старца Зосимы для чего-то исходит тлетворный дух» (8, 193).

Веяние

Итак, если говорить о веянии, то с этой точки зрения «Анна Каренина» - более совершенное творение, чем «Война и мир». Хотя по значительности темы эпопея об Отечественной войне 1812 года превосходит роман из жизни русского дворянства середины XIX века, но по верности художественных приёмов духу и смыслу изображаемого «Анна Каренина» выше «Войны и мира». Этому частному наблюдению Леонтьев придаёт значение большой художественной; проблемы. Изображённому в эпопее Толстого времени; начала века и связанному с ним «великому содержанию» не подходит, по Леонтьеву, «слишком современная форма» - как «вся совокупность тех мелочей и оттенков, которые составляют этот стиль, это «веяние» «... слишком уж наше это время и наш со временный ум» (8, 284). Это несоответствие Леонтьев определяет как «излишество психического анализа», которое передаёт «веяние» не простой и монументальной эпохи 1812-го года, а умственно взволнованной эпохи 60-х годов, времени Толстого и Леонтьева.

Приведённые исторические замечания Леонтьева нельзя считать оригинальными. Одним из первых критиков, указавших на «неисторичность этого исторического романа» был князь П. А. Вяземский, ополченец 1812-го года, друг Пушкина. Он, будучи на Бородинском сражении свидетелем происходящего, подобно Пьеру Безухову, не принял «Войну и мир» психологически и эстетически. Вяземскому претили у Толстого ненужные психологические и физиологические подробности, снижающие в его глазах события 1812-го года. Он приводил пример из «Войны и мира», что чувствовали участники исторического собрания в Слободском дворце, когда слово шло о спасении отечества: «одно выражалось в них - что им, очень жарко». «Не спорю, - писал Вяземский, -может быть, были тут и такие; но не на них должно было остановиться внимание писателя, имеющего несомненное дарование. К чему в порыве юмора, впрочем довольно сомнительного, населять собрание 15-го числа (. . .) стариками подслеповатыми, беззубыми, плешивыми, оплывшими жёлтым жиром или сморщенными, худыми? (...)... чем же виноваты и смешны они, что Бог велел им дожить до 1812-го года и до нашествия Наполеона?»68. Вяземский указывал также на неверность и несообразность того, как Толстой представляет императора Александра, появляющегося перед народом, доедающим бисквит, чтобы призвать на смертельную борьбу с неприятелем.

Леонтьев, в отличие от Вяземского, высоко ценил «Войну и мир» именно за её великое патриотическое содержание, но в своих суждениях о характере подробностей и их излишестве, был близок к Вяземскому. О проецировании Толстым своего времени в эпоху Отечественной войны писали другие критики, например, Анненков и Громеко (книгу которого Леонтьев цитировал в «Анализе»). Но острее всех эта проблема понимания «Войны и мира» была поставлена всё-таки Леонтьевым, он открыл её для будущего литературоведческого изучения. Вот пример того, как Леонтьев раскрывал проблему несоответствия двух эпох: «. . . Толстой заставил своих двух главных героев 12-го года (Болконского и Безухова. - И. С.) думать почти своими думами в «стиле» 60-х годов. Обоих этих светских людей, выросших отчасти на своей тогдашней русской словесности или скудной, или подражательной, отчасти на французской литературе, богатой, но напыщенной, он заставил думать мыслями человека гениального, во-первых; во-вторых, лично весьма оригинального и, вдобавок, уже пережившего Гёте, Пушкина, Гегеля, Шопенгауэра, Герцена, славянофилов и, сверх всего, двух весьма тоже тонких в психическом анализе предшественников своих - Тургенева и Достоевского» (8,336).

Таким образом, Леонтьевым было подмечено, что в книгу Толстого вошло всё умственное и психологическое содержание полувекового развития, с его проблемами. Например, «поклонение» Пьера солдату Каратаеву - эта актуальная для 60-х годов проблема была не свойственна идеологии начала века.

Во второй половине XX века в филологии появилось понятие интертекстуальности. Каждый отдельное литературное произведение представляется отражением множества других созданных прежде литературных текстов. Они словно вступают с его создателем, автором, в не осознанное им самим соавторство. «Текст «Войны и мира», как его увидел Леонтьев, - делает тонкое наблюдение С. Бочаров, - это интертекст всего им названного, как и не названного, литературного и философского материала, присутствующего в книге Толстого, конечно, не как материал, а как итог развития, преобразовавший сознание романи- ста» . На эту проблему указывал М. Гаспаров: «Нам трудно понять Пушкина не оттого, что мы не читали всего, что читал Пушкин (прочесть это трудно, но возможно), - нет, оттого, что мы не можем забыть всего, что он не читал, а мы читали» . Это трудности современной филологии, но таковы и трудности исторического писателя, как увидел Леонтьев Толстого: Толстому трудно забыть все то, что он читал, а Пьер не читал.

На исторические замечания Леонтьева опирался В. Шкловский в своей книге «Материал и стиль в романе Толстого «Война и мир»», хотя по-своему истолковывая это наблюдение: «Обычно упрекают Л. Н. (Толстого) втом, что он сделал людей 1812-го года слишком сложными, что они слишком много знают. Об этом много писал Константин Леонтьев. Это верно, отчасти потому, что люди «Войны и мира» - это люди Крымской кампании, берущие реванш в истории. Но с другой стороны. - герои Толстого проще своих исторических прототипов: беднее и глупее». Он приводил в пример Дениса Давыдова - прототип толстовского Денисова, который переписывался с В. Скоттом, был теоретиком партизанской войны, другом Пушкина, скептиком в истории, «этот Денис Давыдов, - писал Шкловский, - не принял бы в свою компанию Ваську Денисова»71.

Автор и герой

Леонтьевым как раз и владела та потребность в целостно-героическом миропонимании и поведении, которая погибала под ядовитыми перьями писателей гоголевского направления и набирающей обороты буржуазной цивилизацией. На отсутствие подлинной героической личности сетовал уже Лермонтов, устами Печорина. Вспомним его сопоставление далёких «предков», цельных и действенных в самих заблуждениях своих, с их жалкими потомками», не способными к «великим жертвам ни для блага человечества, ни даже для собственного... счастья»95. Кто такие русские герои? Личности, глубоко противоречивые и не цельные, поражённые рефлексией и тем «палящим и иссушающим; безверием» (Ф. Тютчев), которое согласно Достоевскому, превращало Онегиных, Печориных, Рудиных, Райских, Раскольниковых, Карамазовых в страдальцев и несчастных скитальцев в родной земле.

Ну, конечно, герой не будет личностью, если он не будет размышлять и страдать. Недаром Леонтьев останавливался на творчестве Толстого, ведь он возможно единственный в своё время из многих писателей, кто смог создать персонажей, не антигероев - «лишних людей», страдающих чисто русской болезнью - «хандрой», или «карикатурные типажи», а тех, кому именно подходит определение «герой» в высоком значении этого слова. Действительно, поэтичность и идеальность Болконского не сравнима с поэтичностью и идеальностью не только героев Толстого, но и героев всей русской литературы. Всем читателям, а не только Наташе или Пьеру, он представляется «красивым, очень храбрым, очень умным, тонким, образованным, деловым, благородным и любящим все прекрасное. И гордость, и честолюбие, и некоторые капризы его, и даже сухость с женой (столь скучною) - все это нравится нам. И собственный внутренний мир его исполнен идеальных и высоких стремлений; к серьезной дружбе, к романтической любви, к патриотизму, к честной, заслуженной славе и даже к религиозному мистицизму... «Героизм истинный, правдивый» толстовских персонажей отмечал и Розанов. Но и здесь не оставалось без жертвы общерусской тенденции. Изображая людей попеременно хорошими и дурными, Толстой стремился передать тонкие нюансы - мельчайшие «сцепления» обстоятельств и мотивов в человеческом поведении, в человеческой душе. Толстым руководило желание предельно правдиво описать своих героев, он как бы искал в них то, чего боялся в себе: беленькими нас каждый полюбит, попробуйте полюбить нас чёрненькими. Здесь именно Толстой и перегибал палку - совершенно без повода их унижая. Взгляд на героя с нравственной точки зрения - основная черта русских писателей. Леонтьев ничего не имел против этого, он лишь указывал на один из недостатков подобного взгляда, когда такого рода нравственная самокритика превращается в придирчивость и подозрительное подглядывание. Скульптурность и жизненность созданных Толстым образов настолько велика, что они живут, хоть и по воле своего творца, но в то же время и независимо от неё. А Толстой, словно не доверяет им, ищет дурных и мелочных мотивов их поступков, даже тогда, когда для этого нет никаких оснований. В «Войне и мире», например, Толстой «подозревает всех матерей в чувстве зависти к брачному счастью дочерей своих»(8, 295). Так, княгиню Курагину «мучила зависть к счастью дочери»(8,295), графиня Ростова показывала сыну Николаю письмо

Андрея Болконского, уже помолвленного с Наташей, «с тем затаенным чувством недоброжелательства, которое всегда есть у матери против будущего супружеского счастья дочери»(8, 232). Если поведение княгини Курагиной не вызывает возражений у Леонтьева, то подозрение относительно графини Ростовой выводит его из себя - он обвиняет Толстого в «уродливой и ни на чем не основанной выходке». Леонтьев усматривал в этом натяжку - «стыд высокого», стремление Толстого и других «реалистов» принизить героев. Толстой повсюду разыскивал самолюбие и тщеславие, причём «только у людей образованных классов, тогда как, по мнению Леонтьева, мужики и солдаты не менее тщеславны чем «господа»: «простолюдины в своём кругу гораздо больше нашего из самолюбия боятся нарушить приличия»(8,237) . Например, они очень боятся, что их могут осудить, засмеять за недостаточное угощение гостей, поэтому они больше считаются с общественным мнением.

Можно подумать - придирки к мелочам! Ну, во первых, подобные наблюдения над отношением автора к своим героям можно считать шагом в сторону теоретического осмысления этой проблемы. В XX веке она стала одной из центральных проблем поэтики. Достаточно назвать М. Бахтина с его вниманием к авторской позиции или В. Виноградова и его категорию «образ автора» . К тому же, за этими вроде бы поверхностными леонтьевскими замечаниями скрывалось точное наблюдение и глубокий вывод.